Святая простота
Все фотографии ()
http://www.teatral-online.ru/news/19718/
Театр комедии им. Н.П. Акимова в начале свого 88-го сезона выпустил премьеру «Святое семейство» в постановке Татьяны Казаковой по одноименной пьесе Альдо Николаи.
Комедийный детектив о весьма странном семейном подряде — криминальном бизнесе рэкетиров-самоучек — получился ироничной и доброй сказкой для взрослых.
Художественный руководитель петербургского театра комедии Татьяна Казакова поставила на основе этого материала именно детектив, ладный и колкий. Ее спектакль — как коронное блюдо хозяйки,
приготовленное по проверенному семейному рецепту. Фирменный почерк режиссера считывается моментально, даже без заглядывания в программку: по четкому, резвому темпоритму, заданному темпераментными характерами,
по умеренной бросовости и благодаря тому простому факту, что действие то и дело вызывает искренний, веселый, чуть ли не детский смех. Поскольку именно искренне, от всей души, сценическое семейство
эксцентричных итальянцев жаждет быстрой легкой наживы, и с огоньком, хоть и с огрехами, проворачивает свой «гениальный план» по похищению дочери крупного банкира с целью получения крупного же выкупа.
Художник Михаил Бархин решил, что убогое жилище жуликов может больше походить на гараж или сарай, что оно должно всячески намекать на тюрьму (как на явное, зримое присутствие неизбежного возмездия),
и что ему подобает наглядно демонстрировать, каким ремеслом эти ушлые, но наивные люди промышляют. Отсюда — двухэтажная железная кровать, скрипучая и неуютная до озноба (на нее садятся с брезгливостью,
по ней с отвращением лазают), и серые казенные матрасы, торчащие буквально отовсюду. Их тоскливая неприкаянность и выцветшая (выгоревшая под итальянским солнцем во время просушки?) полоска, бросающаяся
в глаза, куда ни глянь, их вопиющая несуразность в жилом интерьере (матрасами чуть ли не стены оклеены вместо обоев — а что, заодно и элемент утепления, дешевый и сердитый), в эклектичном сочетании с
резным буфетом и дизайнерским диваном (украденными, разумеется, где-то по случаю) и с автомобильными покрышками в углу (по принципу «в хозяйстве пригодятся» либо «взял даром — продам с наваром») создают
эффект весьма жалостливый. Даром что бедняки, доведенные до отчаяния, всегда получают моральные преференции от присяжных — таких легче оправдать, даже если они походя, совершенно случайно, совершают
парочку убийств в погоне за наживой ради выживания... Им просто деньги очень нужны. А кому ж они не нужны?
В плане художественного решения спектакль не имеет привязки ко времени и к месту, что успешно работает на актуализацию материала. Программка указывает на то, что «действие происходит в 1970 году
в маленьком городке Витербо, в окрестностях Рима», но это ничто иное, как дань формальностям и реверанс автору и его ремаркам. Разумеется, без эффекта узнавания родных российских — да и
общечеловеческих — реалий спектакль проиграл бы. Но не тут-то было.
Тема воровства оказывается близка и понятна зрителю — как всякому русскому человеку и нынешнему россиянину.
Соответственно — с указанием на воровство как состояние души, веление обстоятельств и осознанную необходимость — одела исполнителей и художник по костюмам Стефания Граурогкайте, профессионал
эрудированный и не чуждый едкому сарказму. Так, мать семейства (Елена Мелешкова) чаще прочего ворует на распродажах — и на этот факт ее биографии намекают магазинные бирки на одежде. Что ни кофточка,
то с болтающимся на нитке ценником, который забыли отрезать. Или не успели, ибо одежды этой у нее целый ворох. Или не обратили внимания, ибо есть вещи поважнее таких мелочей, как несрезанные ценники.
Состав исполнителей, создающий находчивые образы семейного подряда и парадоксальные характеры его участников, подобран здесь филигранно. Актерский ансамбль с упоением куролесит и гомонит, как и положено уважающим себя жителям Апеннинского полуострова. И, как положено составу уважающего себя музыкального ансамбля, каждый по очереди солирует, выступает трио или дуэтом.
Мелешкова, без сомнения украсившая труппу театра в прошлом сезоне, — комедиант от бога.
Сергей Кузнецов в роли отца семейства нарочито сдержан и тих — по контрасту со своей взбалмошной супругой по сцене. Он «берет» взглядом, позой, поступком, как подобает почтенному сеньору.
Вдохновенно нервничают сын вышеозначенных отца и матери и его невеста. У Матвеева, молодого лидера труппы, рисунок сдержанно-напряженный, как у туго скрученной пружины: чуть тронешь ненароком, она норовит раскрутиться и сокрушить все вокруг...
Рефреном эти милые люди произносят призыв о помощи, обращаясь к небесам, к святой Мадонне, святому Себастьяну и... глазу Магомета (тут постсоветскому россиянину в зале вспоминается строка из песни Высоцкого о переселении душ: «Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Иисуса, кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем...») . А еще они многократно, со вкусом, выпивают — за сбычу мечт. Ибо на огромный выкуп (сумма растет на глазах, как аппетиты этой банды) они надеются и уповают, чтобы решить все свои проблемы, выбраться из унизительной нищеты и зажить, наконец, по человечески. В этом весь Николаи, у которого от комедии до трагедии и обратно — один шаг... Вот этот шаг и совершает спектакль: твердо, спокойно, без технических изысков и спецэффектов, если не считать таковыми редкие в наши дни традиционализм и выразительную театральность.
Театр комедии им. Н.П. Акимова в начале свого 88-го сезона выпустил премьеру «Святое семейство» в постановке Татьяны Казаковой по одноименной пьесе Альдо Николаи.
Комедийный детектив о весьма странном семейном подряде — криминальном бизнесе рэкетиров-самоучек — получился ироничной и доброй сказкой для взрослых.
Художественный руководитель петербургского театра комедии Татьяна Казакова поставила на основе этого материала именно детектив, ладный и колкий. Ее спектакль — как коронное блюдо хозяйки,
приготовленное по проверенному семейному рецепту. Фирменный почерк режиссера считывается моментально, даже без заглядывания в программку: по четкому, резвому темпоритму, заданному темпераментными характерами,
по умеренной бросовости и благодаря тому простому факту, что действие то и дело вызывает искренний, веселый, чуть ли не детский смех. Поскольку именно искренне, от всей души, сценическое семейство
эксцентричных итальянцев жаждет быстрой легкой наживы, и с огоньком, хоть и с огрехами, проворачивает свой «гениальный план» по похищению дочери крупного банкира с целью получения крупного же выкупа.
Художник Михаил Бархин решил, что убогое жилище жуликов может больше походить на гараж или сарай, что оно должно всячески намекать на тюрьму (как на явное, зримое присутствие неизбежного возмездия),
и что ему подобает наглядно демонстрировать, каким ремеслом эти ушлые, но наивные люди промышляют. Отсюда — двухэтажная железная кровать, скрипучая и неуютная до озноба (на нее садятся с брезгливостью,
по ней с отвращением лазают), и серые казенные матрасы, торчащие буквально отовсюду. Их тоскливая неприкаянность и выцветшая (выгоревшая под итальянским солнцем во время просушки?) полоска, бросающаяся
в глаза, куда ни глянь, их вопиющая несуразность в жилом интерьере (матрасами чуть ли не стены оклеены вместо обоев — а что, заодно и элемент утепления, дешевый и сердитый), в эклектичном сочетании с
резным буфетом и дизайнерским диваном (украденными, разумеется, где-то по случаю) и с автомобильными покрышками в углу (по принципу «в хозяйстве пригодятся» либо «взял даром — продам с наваром») создают
эффект весьма жалостливый. Даром что бедняки, доведенные до отчаяния, всегда получают моральные преференции от присяжных — таких легче оправдать, даже если они походя, совершенно случайно, совершают
парочку убийств в погоне за наживой ради выживания... Им просто деньги очень нужны. А кому ж они не нужны?
В плане художественного решения спектакль не имеет привязки ко времени и к месту, что успешно работает на актуализацию материала. Программка указывает на то, что «действие происходит в 1970 году
в маленьком городке Витербо, в окрестностях Рима», но это ничто иное, как дань формальностям и реверанс автору и его ремаркам. Разумеется, без эффекта узнавания родных российских — да и
общечеловеческих — реалий спектакль проиграл бы. Но не тут-то было.
Тема воровства оказывается близка и понятна зрителю — как всякому русскому человеку и нынешнему россиянину.
Соответственно — с указанием на воровство как состояние души, веление обстоятельств и осознанную необходимость — одела исполнителей и художник по костюмам Стефания Граурогкайте, профессионал
эрудированный и не чуждый едкому сарказму. Так, мать семейства (Елена Мелешкова) чаще прочего ворует на распродажах — и на этот факт ее биографии намекают магазинные бирки на одежде. Что ни кофточка,
то с болтающимся на нитке ценником, который забыли отрезать. Или не успели, ибо одежды этой у нее целый ворох. Или не обратили внимания, ибо есть вещи поважнее таких мелочей, как несрезанные ценники.
Состав исполнителей, создающий находчивые образы семейного подряда и парадоксальные характеры его участников, подобран здесь филигранно. Актерский ансамбль с упоением куролесит и гомонит, как и положено уважающим себя жителям Апеннинского полуострова. И, как положено составу уважающего себя музыкального ансамбля, каждый по очереди солирует, выступает трио или дуэтом.
Мелешкова, без сомнения украсившая труппу театра в прошлом сезоне, — комедиант от бога.
Сергей Кузнецов в роли отца семейства нарочито сдержан и тих — по контрасту со своей взбалмошной супругой по сцене. Он «берет» взглядом, позой, поступком, как подобает почтенному сеньору.
Вдохновенно нервничают сын вышеозначенных отца и матери и его невеста. У Матвеева, молодого лидера труппы, рисунок сдержанно-напряженный, как у туго скрученной пружины: чуть тронешь ненароком, она норовит раскрутиться и сокрушить все вокруг...
Рефреном эти милые люди произносят призыв о помощи, обращаясь к небесам, к святой Мадонне, святому Себастьяну и... глазу Магомета (тут постсоветскому россиянину в зале вспоминается строка из песни Высоцкого о переселении душ: «Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Иисуса, кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем...») . А еще они многократно, со вкусом, выпивают — за сбычу мечт. Ибо на огромный выкуп (сумма растет на глазах, как аппетиты этой банды) они надеются и уповают, чтобы решить все свои проблемы, выбраться из унизительной нищеты и зажить, наконец, по человечески. В этом весь Николаи, у которого от комедии до трагедии и обратно — один шаг... Вот этот шаг и совершает спектакль: твердо, спокойно, без технических изысков и спецэффектов, если не считать таковыми редкие в наши дни традиционализм и выразительную театральность.
Вернуться к списку новостей
