Московские "уловки"// PRO-сцениум. 2010. Октябрь. № 17-18.
Все фотографии ()
Очередная премьера – московский режиссер Вадим Данцигер поставил
в театре «Уловки Дороти Дот». Снова на афише Наталья Андреева в ярком образе.
Хотя сама заслуженная артистка признается, что устала от «ярлыков» и хотела бы
сыграть что-то «нежное и светлое»…
- Легко ли работалось с москвичами?
- Сказать хорошо - ничего не сказать. Быстро, понятно, свободно. Уже вся Европа работает в темпе, это мы в силу советской инертности репетируем подолгу. Понимаю, есть люди, которым нужно выносить идею, и, когда это твой театр, твой художественный руководитель, есть соблазн повременить. Но если у режиссера и художника есть виденье, тянуть нет смысла. Потом, на мой взгляд, «Уловки Дороти Дот» - спектакль без сильной психологии. Есть точно прописанные характеристики, но наполняет роли только внутреннее богатство актера.
- Многие с сомнением отнеслись к выбору ранней пьесы Моэма…
- Я слышала такие мнения. Мне кажется, интермедии, которыми снабдил режиссер спектакль, добавили шарма постановке и общую нотку игры, в которой пребывают персонажи. Еще мы в восторге от работы московского художника Андрея Климова – от эскизов до последней кнопки! От него исходит невероятная нежность, юмор, обаяние, гламур.
- В спектакле у вас дочь «под каблуком». В жизни в роли мамы похожи на героиню?
- Нет. Я далека от такого характера, хотя дочь и упрекает, что я ей указываю. Помню, она была маленькой, что-то натворила, ругаю… а она на меня смотрит и говорит: «Мам, ты такая красивая!» Она, наверное, уже тогда понимала, что мои слезы могут и ее сделать несчастной. При улыбчивом нраве я все-таки ранимый человек, могу не показать реакции, но удары воспринимаю чутко. Я, кстати, думала, что раскрыла в роли и слабые стороны леди Зеленджер, когда об нее можно и «ножки вытереть». Она держит марку, но дочь-то уезжает!
- В одном из интервью я читала, что московский период для вас - самое счастливое время.
- Мне так казалось. Думала, если вернусь в Петербург, это будет большим горем. Театр «Люди и куклы», где я работала, был знаменитым коллективом, нашедшим уникальный способ существования рядом живого и неживого. Потом, я попала в Москву в 18 лет, когда завязываются крепкие отношения, строятся жизненные взгляды. Наш театр «добила» перестройка. Я уехала в Америку, думала – навсегда. Бежала не от хорошей жизни – за полгода на меня напали шесть раз, не хотелось жить в такой стране. Но поняла, что ошиблась. Не будет дочь счастливой с несчастной мамой. И язык не мой, и люди. Сейчас все иначе, и Москва другая: архитектура, темпоритм, люди… Постановщики–москвичи были потрясены тем, что увидели, у них было предвзятое отношение к Петербургу, как к провинции. Но они просто влюбились! И, чтобы ни говорили, москвичи везут спектакли на первый показ сюда, понимая, что питерская публика – это лакмусовая бумажка.
- В этих стенах трудился великий режиссер Акимов. Его традиции в театре сохраняются?
- Чем мне дорог Театр комедии – в нем живет атмосфера театра-дома, и, на мой взгляд, в этом акимовская традиция проявляется больше, чем в нашумевших капустниках. Но, когда раз в год труппа находит желание сказать друг другу «люблю» - это надолго насыщает энергией. Здесь царит тепло. Среди тех, кто помнит золотое время, по большому счету, остался Валерий Никитенко. У меня не поворачивается язык назвать его «старожилом» - так молод он душой. Вокруг люди, у которых можно учиться до бесконечности: Вера Карпова – кладезь жизненной мудрости, Светлана Карпинская – сгусток энергии, у Анатолия Равиковича можно наблюдать за каждым полувздохом, полувзглядом, Ирина Мазуркевич… Каждый несет что-то свое.
- Недавно театр пополнился выпускниками театральной академии. Они другие?
- Мы думаем, что нынешние студенты от нас очень отличаются. И самое смешное, что и «позавчерашние» уже судят о новеньких: «Это другое поколение»…Неизбежная реакция на молодежь. Но мне кажется, что в наш век стало труднее выбирать глубоких, талантливых людей. Они могут быть органичны, но чистая органика – это для кино. Театр – лицедейство, ты должен уметь примерить другую шкурку, и в театре комедии без этого тем более никак.
- Часто приходится импровизировать?
- Импровизация – опасная штука, мало кому дана, можно так замусорить! Но если что-то пошло не по сценарию – куда денешься, нужно выруливать. По крайней мере, сколько работаю в театре, не помню случая, чтобы, растерявшись, актер просто покинул сцену.
Алиса КОШКИНА
- Легко ли работалось с москвичами?
- Сказать хорошо - ничего не сказать. Быстро, понятно, свободно. Уже вся Европа работает в темпе, это мы в силу советской инертности репетируем подолгу. Понимаю, есть люди, которым нужно выносить идею, и, когда это твой театр, твой художественный руководитель, есть соблазн повременить. Но если у режиссера и художника есть виденье, тянуть нет смысла. Потом, на мой взгляд, «Уловки Дороти Дот» - спектакль без сильной психологии. Есть точно прописанные характеристики, но наполняет роли только внутреннее богатство актера.
- Многие с сомнением отнеслись к выбору ранней пьесы Моэма…
- Я слышала такие мнения. Мне кажется, интермедии, которыми снабдил режиссер спектакль, добавили шарма постановке и общую нотку игры, в которой пребывают персонажи. Еще мы в восторге от работы московского художника Андрея Климова – от эскизов до последней кнопки! От него исходит невероятная нежность, юмор, обаяние, гламур.
- В спектакле у вас дочь «под каблуком». В жизни в роли мамы похожи на героиню?
- Нет. Я далека от такого характера, хотя дочь и упрекает, что я ей указываю. Помню, она была маленькой, что-то натворила, ругаю… а она на меня смотрит и говорит: «Мам, ты такая красивая!» Она, наверное, уже тогда понимала, что мои слезы могут и ее сделать несчастной. При улыбчивом нраве я все-таки ранимый человек, могу не показать реакции, но удары воспринимаю чутко. Я, кстати, думала, что раскрыла в роли и слабые стороны леди Зеленджер, когда об нее можно и «ножки вытереть». Она держит марку, но дочь-то уезжает!
- В одном из интервью я читала, что московский период для вас - самое счастливое время.
- Мне так казалось. Думала, если вернусь в Петербург, это будет большим горем. Театр «Люди и куклы», где я работала, был знаменитым коллективом, нашедшим уникальный способ существования рядом живого и неживого. Потом, я попала в Москву в 18 лет, когда завязываются крепкие отношения, строятся жизненные взгляды. Наш театр «добила» перестройка. Я уехала в Америку, думала – навсегда. Бежала не от хорошей жизни – за полгода на меня напали шесть раз, не хотелось жить в такой стране. Но поняла, что ошиблась. Не будет дочь счастливой с несчастной мамой. И язык не мой, и люди. Сейчас все иначе, и Москва другая: архитектура, темпоритм, люди… Постановщики–москвичи были потрясены тем, что увидели, у них было предвзятое отношение к Петербургу, как к провинции. Но они просто влюбились! И, чтобы ни говорили, москвичи везут спектакли на первый показ сюда, понимая, что питерская публика – это лакмусовая бумажка.
- В этих стенах трудился великий режиссер Акимов. Его традиции в театре сохраняются?
- Чем мне дорог Театр комедии – в нем живет атмосфера театра-дома, и, на мой взгляд, в этом акимовская традиция проявляется больше, чем в нашумевших капустниках. Но, когда раз в год труппа находит желание сказать друг другу «люблю» - это надолго насыщает энергией. Здесь царит тепло. Среди тех, кто помнит золотое время, по большому счету, остался Валерий Никитенко. У меня не поворачивается язык назвать его «старожилом» - так молод он душой. Вокруг люди, у которых можно учиться до бесконечности: Вера Карпова – кладезь жизненной мудрости, Светлана Карпинская – сгусток энергии, у Анатолия Равиковича можно наблюдать за каждым полувздохом, полувзглядом, Ирина Мазуркевич… Каждый несет что-то свое.
- Недавно театр пополнился выпускниками театральной академии. Они другие?
- Мы думаем, что нынешние студенты от нас очень отличаются. И самое смешное, что и «позавчерашние» уже судят о новеньких: «Это другое поколение»…Неизбежная реакция на молодежь. Но мне кажется, что в наш век стало труднее выбирать глубоких, талантливых людей. Они могут быть органичны, но чистая органика – это для кино. Театр – лицедейство, ты должен уметь примерить другую шкурку, и в театре комедии без этого тем более никак.
- Часто приходится импровизировать?
- Импровизация – опасная штука, мало кому дана, можно так замусорить! Но если что-то пошло не по сценарию – куда денешься, нужно выруливать. По крайней мере, сколько работаю в театре, не помню случая, чтобы, растерявшись, актер просто покинул сцену.
Алиса КОШКИНА
Вернуться к списку новостей
