Вера Карпова: "Крови для меня не пожалели"// Российская газета. 2007. 13 дек. № 4543
Все фотографии ()
В Петербурге Веру Карпову называют акимовкой.
Уже 50 лет как она играет на сцене Театра комедии им. Н.П. Акимова. Это ее
первый и единственный театр-дом. Когда-то коренная ленинградка отправилась
покорять Москву и подала документы в четыре театральных вуза. Ее приняли сразу
в три. Она выбрала Щукинское училище. В 1956 году легендарный режиссер и
художник Николай Акимов увидел Веру в дипломном спектакле и позвал в свой
звездный театр. Молодая актриса играла Марусю в "Повести о молодых
супругах" Е. Шварца и Аннунциату в его "Тени", Марью Антоновну в
"Ревизоре", Оливию в "Двенадцатой ночи" и много других
главных ролей в пьесах классического и современного репертуара.
Российская газета: Вера Александровна, как думаете, почему Светозаров выбрал вас, комедийную актрису, на роль процентщицы?
Вера Карпова: Ну, во-первых, об этом надо спросить режиссера... А потом кроме ролей комедийных и водевильных, которые я обожаю играть, у меня были и другие, серьезные: Татьяна Ивановна в известной постановке Вадима Голикова "Село Степанчиково и его обитатели", где юмор пробивается сквозь трагедию; Кассандра в спектакле Петра Фоменко "Троянской войны не будет" и у него же - Смерть в спектакле "Теркин-Теркин". Вообще трагикомедия для меня самый интересный жанр.
РГ: Достоевский - ваш любимый писатель?
Карпова: Один из трех. Как и Гоголь, Чехов. И еще Веничка Ерофеев (о, как я любила играть спектакль "Москва - Петушки" в театре "Приют комедианта"!). Я принадлежу к поколению, которое читает. Не было лета, чтобы я не перечла хотя бы один роман Достоевского. Сколько там парадоксального! Открываю, например, "Бесов" и чувствую юмор и сарказм высочайшего полета, который потом нас окунет в величайшую трагедию.
РГ: Как вы отнеслись к предложению сыграть старуху-процентщицу?
Карпова: Встреча с Федором Михайловичем в кино была для меня неожиданной. Приглашение на роль последовало довольно забавно. Я была номинирована на "Золотой софит" (высшая театральная премия Санкт-Петербурга. - От авт.) за роль в спектакле "Ретро" А. Галина. Театр за меня "болел". Меня нарядили, причесали и отправили с надеждой. На радость всему театру именно я поднялась получать премию. Утром раздался звонок: "Вера Александровна, я ассистент режиссера по актерам. Поздравляю, вы вчера были такой красивой на сцене! Я хочу предложить вам попробоваться на роль - только не пугайтесь - старухи-процентщицы в "Преступлении и наказании". - "О, я о ней мечтаю!" Я явилась. - Да никогда вы не возьмете меня на эту роль, - сказала Светозарову. - Возьмете великих киношных артисток... Вот в театре я бы сыграла эту роль! Светозаров ответил так: - Вы знаете, когда их будут убивать, из них посыплется мишура, бижутерия. А мне надо, чтобы из нее улетела Душа. Для меня это уже было решением образа. Алена Ивановна - не просто какая-то старушонка с корявыми ручонками, которую задумал убить Раскольников. Он же не только старушку убил, он же душу свою убил, за что и несет раскаяние. Нужный сегодня фильм. Здесь главная мысль Достоевского: неужели даже множество добрых дел не искупят одно крошечное преступленьице - убийство ничтожной старухи? Но ведь есть заповедь "Не убий", и все мы существа божьи. Замечательный Светозаров, по-моему, относился ко мне с иронией. Мой "большой" опыт в кино, мне кажется, несколько озадачивал его. И он журил меня, что я где-то театральничаю. Ой, да и плоховато я озвучила роль. Спустя полгода, когда ты уже живешь другой жизнью, с другими авторами, вдруг звонок: "Завтра озвучание "Преступления и наказания". И надо переключиться из солнечного утра в Достоевского. Из него выйти-то тяжело, не говоря о том, как трудно войти.
РГ: Вы легко нашли общий язык с актером Кошевым, сыгравшим Раскольникова?
Карпова: Я всегда борюсь за своего партнера. В театре, даже если он не совсем "мой", за несколько месяцев репетиций я сумею найти соединение, чтобы к премьере выйти словно "вырезанными из одной бумажки". Иначе провал. В кино ты должен сразу принять его. У тебя всего мгновение. Тем более в эпизоде. Когда я впервые увидела этого мальчика в декорациях, почувствовала его трепет и сомнение и то, что он уже существует в этой роли. И я сказала ему: "Знаешь, что? Мы должны с тобой крепко-крепко обняться, чтобы ты почувствовал, что идешь убивать не какую-то старуху, а именно меня". И перед каждой сценой (а сцены короткие, и нужно было в них "вскочить") мы держали друг друга за руки, чтобы не разъединиться, не упустить партнерский трепет, который обязательно должен быть, даже если один из партнеров находится в это время за кадром.
РГ: А не боязно вам было, что Раскольников будет вас убивать?
Карпова: Я трусила, и как! Даже когда тебя ударяют по голове подушечкой - и то страшно. А тут - топором. Кровь я вижу только по телевизору. Рассказывают, что это томатная паста, клюква и так далее. Ну ладно, думаю, рискну. Я очень "билась" за то, чтобы на экране было много...шеи. У Достоевского сказано, что у Алены Ивановны тонкая длинная шея, похожая на куриную ногу. Шея у меня длинная, но я просила гримеров, чтобы мне сделали ее еще длиннее и волосы мои не жалели. Я сказала группе, что боюсь сцены убийства, крови. Тогда один милый человек (он оказался известным каскадером) говорит: "Посмотрите, Вера Александровна, какой легенький топорик, как воздушный шарик. И чего вы боитесь? Топор до вас не донесем. И еще муляж имеется". И началось. Вся группа почему-то хохочет. Кровь идет не туда, куда нужно. "Не пожалели крови для вас, самую лучшую - американскую - взяли", - шутят. Делали много дублей. И взяли, конечно, не тот дубль, где красиво отходила моя душа, а тот, где красиво брызнула кровь. Увы, это кино. Потом мне говорят: "Идите отмывать кровь. А мы сейчас будем снимать ножки Веры Александровны". Как это? Мои ножки - и без меня?! Чьи-то чужие? Я люблю делать сама все, что могу. Так что снимайте мои худенькие ножки! И выставила их, чуть приподняв юбочку. Наутро ложусь в лужу вчерашней крови. Раскольников должен срезать с тела жертвы кошелек с ключами, который висит у нее на груди. И вдруг я вижу, что топорик-то не надувной! Это топор, наточенный как бритва. Кошевой замахивается. И тут кто-то говорит: "Только бы он не упал в обморок, как вчера, убивая Елизавету". Меня охватывает ужас. Думаю: "Спаси меня, Господи, и сохрани". Если он просто уронит топор, даже замахиваться не надо, то меня уже не будет.
РГ: Вас узнают на улице?
Карпова: Я не являюсь типажом, который все узнают. Надеюсь, я не похожа на Алену Ивановну, старушонку с ручками-крючками и шеей как куриная нога, оценивающую в ушах прохожих бриллианты. Думаю, что я не такая. И, к сожалению, не такая, как у любимого Славы Зайцева в "Модном приговоре". Хожу закутанной, как многие-многие. Увы, очевидно, я чаще всего бываю похожа на петербуржцев времен Достоевского, как говорил Федор Михайлович, - города полусумасшедших, где ходят и говорят сами с собой. Конечно, я иронизирую. Чаще всего меня узнают в аптеке по голосу мои бывшие девочки и мальчики, мои слушатели, ибо раньше я много звучала по радио.
РГ: Как вы относитесь к своей работе в "Преступлении и наказании"?
Карпова: Я ждала премьеры с большим страхом. Интересно увидеть работы своих коллег нового поколения, которых я люблю и уважаю, и что же сама натворила. Из полученных уже комплиментов назову один. Я встретила на "Закрытом показе" Александра Гордона с Оксаной Мысиной, с которой мы вместе снимались в фильме "Бедный, бедный Павел". Она посмотрела "Преступление и наказание" и не узнала там меня. "А кого вы сыграли?" - спросила смущенно, думая, что, наверное, пропустила меня где-то. "Старуху-процентщицу." - "Да?! Это были вы?! Великолепно!" Значит, что-то у меня получилось. Хотя бы для Оксаны Мысиной.
Российская газета. Беседовала Светлана Мазурова.
Российская газета: Вера Александровна, как думаете, почему Светозаров выбрал вас, комедийную актрису, на роль процентщицы?
Вера Карпова: Ну, во-первых, об этом надо спросить режиссера... А потом кроме ролей комедийных и водевильных, которые я обожаю играть, у меня были и другие, серьезные: Татьяна Ивановна в известной постановке Вадима Голикова "Село Степанчиково и его обитатели", где юмор пробивается сквозь трагедию; Кассандра в спектакле Петра Фоменко "Троянской войны не будет" и у него же - Смерть в спектакле "Теркин-Теркин". Вообще трагикомедия для меня самый интересный жанр.
РГ: Достоевский - ваш любимый писатель?
Карпова: Один из трех. Как и Гоголь, Чехов. И еще Веничка Ерофеев (о, как я любила играть спектакль "Москва - Петушки" в театре "Приют комедианта"!). Я принадлежу к поколению, которое читает. Не было лета, чтобы я не перечла хотя бы один роман Достоевского. Сколько там парадоксального! Открываю, например, "Бесов" и чувствую юмор и сарказм высочайшего полета, который потом нас окунет в величайшую трагедию.
РГ: Как вы отнеслись к предложению сыграть старуху-процентщицу?
Карпова: Встреча с Федором Михайловичем в кино была для меня неожиданной. Приглашение на роль последовало довольно забавно. Я была номинирована на "Золотой софит" (высшая театральная премия Санкт-Петербурга. - От авт.) за роль в спектакле "Ретро" А. Галина. Театр за меня "болел". Меня нарядили, причесали и отправили с надеждой. На радость всему театру именно я поднялась получать премию. Утром раздался звонок: "Вера Александровна, я ассистент режиссера по актерам. Поздравляю, вы вчера были такой красивой на сцене! Я хочу предложить вам попробоваться на роль - только не пугайтесь - старухи-процентщицы в "Преступлении и наказании". - "О, я о ней мечтаю!" Я явилась. - Да никогда вы не возьмете меня на эту роль, - сказала Светозарову. - Возьмете великих киношных артисток... Вот в театре я бы сыграла эту роль! Светозаров ответил так: - Вы знаете, когда их будут убивать, из них посыплется мишура, бижутерия. А мне надо, чтобы из нее улетела Душа. Для меня это уже было решением образа. Алена Ивановна - не просто какая-то старушонка с корявыми ручонками, которую задумал убить Раскольников. Он же не только старушку убил, он же душу свою убил, за что и несет раскаяние. Нужный сегодня фильм. Здесь главная мысль Достоевского: неужели даже множество добрых дел не искупят одно крошечное преступленьице - убийство ничтожной старухи? Но ведь есть заповедь "Не убий", и все мы существа божьи. Замечательный Светозаров, по-моему, относился ко мне с иронией. Мой "большой" опыт в кино, мне кажется, несколько озадачивал его. И он журил меня, что я где-то театральничаю. Ой, да и плоховато я озвучила роль. Спустя полгода, когда ты уже живешь другой жизнью, с другими авторами, вдруг звонок: "Завтра озвучание "Преступления и наказания". И надо переключиться из солнечного утра в Достоевского. Из него выйти-то тяжело, не говоря о том, как трудно войти.
РГ: Вы легко нашли общий язык с актером Кошевым, сыгравшим Раскольникова?
Карпова: Я всегда борюсь за своего партнера. В театре, даже если он не совсем "мой", за несколько месяцев репетиций я сумею найти соединение, чтобы к премьере выйти словно "вырезанными из одной бумажки". Иначе провал. В кино ты должен сразу принять его. У тебя всего мгновение. Тем более в эпизоде. Когда я впервые увидела этого мальчика в декорациях, почувствовала его трепет и сомнение и то, что он уже существует в этой роли. И я сказала ему: "Знаешь, что? Мы должны с тобой крепко-крепко обняться, чтобы ты почувствовал, что идешь убивать не какую-то старуху, а именно меня". И перед каждой сценой (а сцены короткие, и нужно было в них "вскочить") мы держали друг друга за руки, чтобы не разъединиться, не упустить партнерский трепет, который обязательно должен быть, даже если один из партнеров находится в это время за кадром.
РГ: А не боязно вам было, что Раскольников будет вас убивать?
Карпова: Я трусила, и как! Даже когда тебя ударяют по голове подушечкой - и то страшно. А тут - топором. Кровь я вижу только по телевизору. Рассказывают, что это томатная паста, клюква и так далее. Ну ладно, думаю, рискну. Я очень "билась" за то, чтобы на экране было много...шеи. У Достоевского сказано, что у Алены Ивановны тонкая длинная шея, похожая на куриную ногу. Шея у меня длинная, но я просила гримеров, чтобы мне сделали ее еще длиннее и волосы мои не жалели. Я сказала группе, что боюсь сцены убийства, крови. Тогда один милый человек (он оказался известным каскадером) говорит: "Посмотрите, Вера Александровна, какой легенький топорик, как воздушный шарик. И чего вы боитесь? Топор до вас не донесем. И еще муляж имеется". И началось. Вся группа почему-то хохочет. Кровь идет не туда, куда нужно. "Не пожалели крови для вас, самую лучшую - американскую - взяли", - шутят. Делали много дублей. И взяли, конечно, не тот дубль, где красиво отходила моя душа, а тот, где красиво брызнула кровь. Увы, это кино. Потом мне говорят: "Идите отмывать кровь. А мы сейчас будем снимать ножки Веры Александровны". Как это? Мои ножки - и без меня?! Чьи-то чужие? Я люблю делать сама все, что могу. Так что снимайте мои худенькие ножки! И выставила их, чуть приподняв юбочку. Наутро ложусь в лужу вчерашней крови. Раскольников должен срезать с тела жертвы кошелек с ключами, который висит у нее на груди. И вдруг я вижу, что топорик-то не надувной! Это топор, наточенный как бритва. Кошевой замахивается. И тут кто-то говорит: "Только бы он не упал в обморок, как вчера, убивая Елизавету". Меня охватывает ужас. Думаю: "Спаси меня, Господи, и сохрани". Если он просто уронит топор, даже замахиваться не надо, то меня уже не будет.
РГ: Вас узнают на улице?
Карпова: Я не являюсь типажом, который все узнают. Надеюсь, я не похожа на Алену Ивановну, старушонку с ручками-крючками и шеей как куриная нога, оценивающую в ушах прохожих бриллианты. Думаю, что я не такая. И, к сожалению, не такая, как у любимого Славы Зайцева в "Модном приговоре". Хожу закутанной, как многие-многие. Увы, очевидно, я чаще всего бываю похожа на петербуржцев времен Достоевского, как говорил Федор Михайлович, - города полусумасшедших, где ходят и говорят сами с собой. Конечно, я иронизирую. Чаще всего меня узнают в аптеке по голосу мои бывшие девочки и мальчики, мои слушатели, ибо раньше я много звучала по радио.
РГ: Как вы относитесь к своей работе в "Преступлении и наказании"?
Карпова: Я ждала премьеры с большим страхом. Интересно увидеть работы своих коллег нового поколения, которых я люблю и уважаю, и что же сама натворила. Из полученных уже комплиментов назову один. Я встретила на "Закрытом показе" Александра Гордона с Оксаной Мысиной, с которой мы вместе снимались в фильме "Бедный, бедный Павел". Она посмотрела "Преступление и наказание" и не узнала там меня. "А кого вы сыграли?" - спросила смущенно, думая, что, наверное, пропустила меня где-то. "Старуху-процентщицу." - "Да?! Это были вы?! Великолепно!" Значит, что-то у меня получилось. Хотя бы для Оксаны Мысиной.
Российская газета. Беседовала Светлана Мазурова.
Вернуться к списку новостей
