Народная артистка России Ирина МАЗУРКЕВИЧ // Бульвар Гордона. 2013. 20 авг. № 34.
Все фотографии ()
Известный режиссер ошибся — Ирина Степановна легко справляется с такими ролями до сих пор: недаром своей лучшей те¬атральной работой актриса считает обладающую рецептом бессмертия Эмилию Марти в спектакле «Средство Макропулоса».
Ирина Мазуркевич попала на съемочную площадку в подростковом возрасте. На фотографиях той поры она с огромными, в пол-лица, глазами, по-детски пухлыми щечками и пышными белыми бантами — в общем, настоящее «чудо с косичками». Так называлась и картина Виктора Титова, посвященная легендарной советской гимнастке Ольге Корбут.
Лента еще не успела выйти на экраны, как Александр Митта приг¬ласил начинающую актрису в свой фильм «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», где ее партнерами стали Алексей Петрен¬ко, Валерий Золотухин и даже Владимир Высоцкий.
Говорят, на пробы вызывали всех первокурсниц из театральных училищ Москвы, но режиссер колебался. Решающим оказался голос самого Владимира Семеновича — он захотел сниматься именно с Ириной.
Потом были не менее замечательные фильмы «Трое в лодке, не считая собаки», «О бедном гусаре замолвите слово», «Тайна «Черных дроздов», «Ты у меня одна». «Мне всегда очень везло на людей, я работала с уникальными партнерами и попадала в прекрасные компании», — говорит сегодня Ирина Степановна.
Повезло Мазуркевич и в личной жизни. Ирина вы¬шла замуж за тогда еще никому не известного актера Театра имени Ленсовета Ана¬толия Равиковича — это уже потом его прославил фильм Миха¬и¬ла Козакова «Покровские ворота». Ана¬толий Юрьевич был старше жены на 21 год. Переступив через общест¬венное мнение (на момент встречи с Ириной Равикович состоял в браке) и откровенное противодействие главного режиссера театра, который хотел по¬казать молодой артистке, что путь на сцену лежит через диван в его кабинете, Мазуркевич с Ра¬ви¬ко¬ви¬чем остались вместе и были по-настоящему счастливы в течение трех десятков лет.
В апреле прошлого года мужа не стало, и боль потери до сих пор Ирину Степановну не отпустила.
«ЯЩИК, КУДА СКЛАДЫВАЛИ КОРРЕСПОНДЕНЦИЮ ДЛЯ СТУДЕНТОВ, БЫЛ ЗАБИТ ПИСЬМАМИ И ТЕЛЕГРАММАМИ, АДРЕСОВАННЫМИ МНЕ»
— Ирина Степановна, часто дети-актеры, сыграв яркую роль в кино, исчезают с экранов навсегда. Как вам удалось стать счастливым исключением из этого правила?
— Все дело в том, что я попала в кино не случайно, а целенаправленно. Раньше ведь как бывало: идет по улице хорошенькая девочка, ее увидели и пригласили на съемки. Или активная мама, которая очень хотела, чтобы ребенок снимался в кино, за ручку приводила его на киностудию. А я в 14 лет поступила в Горьковское театральное училище, где была замечательная школа и великолепные педагоги. После первого курса начала сниматься. Мало того что это очень благотворный возраст, когда человек открыт и из него можно лепить все, что хочешь, так я еще и попала в очень хорошие руки. Виктор Абросимович Титов, уникальный режиссер и ученик Михаила Ромма, стал моим крестным отцом не только в искусстве, но в и жизни.
У Титова и его жены было двое маленьких детей, а я фактически стала третьим ре¬бен¬ком. Ведь, когда начали снимать фильм «Чу¬до с косичками», мне было 15 лет. Приезжая в Москву на съемки, жила у них — они меня кормили, поили и много говорили со мной об искусстве и литературе так, как будто в том возрасте (да еще и в со¬ветские времена!) я могла знать Пастернака, Ахматову, Ман¬дельштама...
— Это правда, что в то время студентам театральных училищ запрещали сниматься в кино?
— Педагоги просто боялись, что у студентов от свалившихся на них славы и популярности поедет крыша.
С детства в течение восьми лет Ирина занималась художественной гимнастикой, и ее первой работой в кино стала спортивная драма Виктора Титова «Чудо с косичками» (1974 год), где Мазуркевич сыграла Таню Малышеву, прототипом которой была знаменитая советская гимнастка Ольга Корбут
Кстати, они были абсолютно правы, потому что сейчас такое происходит сплошь и рядом: сыграет молодой человек в каком-нибудь сериале и думает, что ухватил Бога за бороду. Но я точно знала, что для меня главное — профессия, что я должна чему-то научиться, поэтому от многих фильмов отказывалась. Ящик, висевший в холле нашего училища, куда складывали корреспонденцию для студентов, был забит письмами и телеграммами, адресованными мне.
— В фильме «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» вы снимались с Высоцким. Как вам работалось с Владимиром Семеновичем?
— Понимание того, какое это было счастье, пришло то¬ль¬ко спустя много лет. Песни Высоцкого расходились по стране на магнитофонных пленках, а у нас дома, в Мозыре, не то что магнитофон, но и телевизор появился только незадолго до моего отъезда. Позже от подруги по Горьковскому училищу я узнала, что он играет в Театре на Таганке, снимается в кино, пишет замечательные стихи, жена у него — французская актриса, сыгравшая главную роль в фильме «Колдунья». Но всего масштаба этой личности я в силу юного возраста постичь не могла.
— Каким человеком он вам показался?
— Прежде всего, очень одиноким. Прожив много лет в браке, а в этом году исполнилось бы 33 года, как мы с Равиком расписались, я знаю: не могут люди, любящие друг друга, жить отдельно, на большом расстоянии, как это получилось у них с Мариной Влади. Тем более что Владимиру Семеновичу как человеку творческому все время надо было с кем-то общаться. Случалось, написав новую песню, он затаскивал меня к себе домой, пел и жадно спрашивал: «Как тебе?». Но что я могла ему сказать, если мне было всего 17 лет? Все-таки творчество Высоцкого адресовано людям постарше. А тогда я старалась внимательно слушать, потому что понимала: человеку надо высказаться, а рядом с ним никого нет.
Высоцкий очень переживал из-за того, что его не признавали наверху — не давали званий и наград, которых он заслуживал куда больше, чем многие артисты, обласканные властью. Ему хотелось не подпольного, а открытого признания.
Конечно, у него был театр, где он сыграл замечательные роли. Но количество зрителей, которое мог пропустить через себя Театр на Таганке, было непропорционально и неадекватно его творческим спо¬соб¬ностям. Чем больше та¬лант, тем сильнее он ну¬ж¬дается в оценке и при¬знании.
«ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ОТ ВЫСОЦКОГО ПРИШЛО ЗА ПАРУ МЕСЯЦЕВ ДО ЕГО СМЕРТИ»
— Владимир Семенович, насколько мне известно, тоже внес свой вклад в ваше образование...
— Он водил меня на спектакли и художественные выставки. А еще в то время Высоцкий делал ремонт в своей квартире на Малой Грузинской и, уезжая на очередные гастроли, пускал меня на постой.
Там я читала книги, которые он привозил из Франции. Володя даже не успевал их распаковывать, они так и лежали в картонных коробках, и мне разрешалось в них рыться. Несколько томиков Ахматовой, Цветаевой, Бродского — их произведения в то время можно было найти только в Ленинской библиотеке — Володя отдал мне. Он вообще был человеком щедрым и любил делать подарки.
— Вы храните вещи, которые напоминают о чем-то приятном?
— К сожалению, я выбрасывала много из того, что было связано с Высоцким, рвала его письма и телеграммы, чтобы не причинять боль своему мужу. Володя очень хотел, чтобы Анатолий Эфрос поставил на нас с ним спектакль и мы бы всюду ездили вместе на гастроли, о чем все время и писал.
Последнее такое письмо пришло за пару месяцев до его смерти... А вообще, когда переезжаешь с места на место (только в Ленинграде я это делала семь раз), что-то неизбежно теряешь, а что-то и выбрасываешь. Но есть и вещи, которые сохранились. Недавно я нашла записную книжку, в которой записаны номера телефонов людей еще из того — давнего — времени: Рязанова, Высоцкого... Хранится у меня и рукописный клавир романса Андрея Петрова из фильма «О бедном гусаре замолвите слово».
О каких памятных вещах можно говорить, если у нас с мужем нет ни одной свадебной фотографии?.. Нам и в голову не пришло, что надо фотографироваться, достаточно было того, что мы вместе. Спасибо нашим друзьям, которые, когда мы с театром поехали на гастроли в Иркутск и Красноярск, устраивали нам экскурсии по городу, возили в тайгу и фотографировали всю нашу семью — Равика, меня и нашу полугодовалую дочку. Если бы не они, у нас не было бы и этих фотографий.
— Со всеми своими партнерами вы общались так же много, как с Высоцким?
— К сожалению, нет. Например, Евгений Павлович Леонов оказался очень закрытым человеком: он выходил на съемочную площадку, отыгрывал очередной эпизод и тут же прятался в гримерке — настраивался на новый выход. Так что пообщаться с ним мне почти не довелось.
На съемках фильма «Трое в лодке, не считая собаки» общения с партнерами тоже почти не было. Москвичи Миронов, Ширвиндт, Державин, Голубкина приехали сво¬ей компанией, они жили и общались отдельно от нас. Хорошо, хоть работали мы на природе — на реке Неман. Я с детства любила грести, поэтому, когда решали, как снимать, попросила: «Чур я на веслах!».
— Самая хрупкая из присутствующих там дам?!
— В том-то и дело! По логике грести должна была самая крупная и сильная девушка, то есть Алина Покровская, но когда я сама вызвалась, никто не возражал. В результате очень сильно натерла руки. Когда я в кадре выгрызаю мозоль на руке, она не бутафорская, а самая что ни на есть настоящая.
— Фигура у вас с годами совершенно не меняется. Вы предпринимаете для этого какие-то героические усилия?
— Стараюсь ограничивать себя в еде, но это уже вошло в привычку и не кажется мне таким уж трудным делом. На днях захожу в закулисный буфет, а там продают пирожки. «Неужели их кто-то ест?» — искренне удивилась я. Вообще-то, я ни в чем себе не отказываю — ем и после шести, и после спек¬такля, и на ночь, но знаю, что некоторыми продуктами или блюдами — например, теми же пирожками — зло¬употреблять не стоит.
Никаких диет я не придерживаюсь, по молодости все их перепробовала (и на зна¬менитой «кремлевской» сидела, и в сауну ходила, и разгрузочные дни себе устраивала) и поняла, что это не для меня.
Стараюсь держать себя в форме — занимаюсь спортом, хожу в бассейн и каждое утро встаю на весы: прибавленный за год килограмм становится для меня тревожным сигналом. Поэтому в театре по 15 лет играю спектакли в одних и тех же платьях, которые костюмеры не перешивают и даже вставок не делают. После родов все поправляются, а я похудела: до них весила 54 килограмма, а после — 48. Моя фигура досталась мне по наследству, это та природа, которую жаль было бы испортить нарушенным обменом веществ. Правда, мама у меня крупная, я, скорее, в бабушку — она была худощавой, поджарой.
— Вы растили дочь без отрыва от театрального производства. Наверное, тяжело было работать с маленьким ребенком на руках?
— Да, я успевала играть в театре и сниматься в кино. Причем у нас тогда не было ни своей машины, ни нянек — я все делала сама. Мне казалось, что это абсолютно нормально, а вот мой муж, глядя на меня со стороны, поражался: «Боже мой, как можно управляться с ребенком одной,
Анатолий Равикович и Ирина Мазуркевич с дочерью Елизаветой. «Сегодня я рада и счастлива, что все у нее сложилось так, как я бы того хотела»
без бабушек, да еще и живя в коммуналке?!».
Равик очень боялся прибавления семейства — на него давил тяжелый опыт прежней семейной жизни. Но ту свою жизнь, появись у меня такая возможность, я бы не променяла ни на какую другую.
— Статус актрисы обязывает к безупречному внешнему виду. Как вы выходили из положения?
— В детстве отсутствие хорошей одежды не казалось мне большой проблемой, хотя в нашей школе училось много детей из расположенного неподалеку военного городка. Родители этих ребят (в то время — привилегированная каста) служили за границей — в Германии, Польше, Чехословакии, да и в военных городках снабжение было гораздо лучше, чем в простых магазинах.
Неудивительно, что одевались они хорошо, чем непроизвольно развивали в нас комплекс неполноценности. У многих девочек моего поколения сейчас больные ноги, потому что обувь мы тоже часто носили на размер меньше или на размер больше. Мы-то ходили не в том, что было впору, а в том, что удавалось купить.
Когда в восьмом классе в школе начали устраивать дискотеки, туда все наряжались в самое лучшее. У меня же ничего не было, поэтому мы с подружками надевали на эти вечера школьную форму с белым передником. Популярность у нас была сумасшедшая, мальчики приглашали нас танцевать гораздо чаще, чем девочек в красивых платьях.
Кстати, одна из нас — дочь военного, которая в нарядах недостатка не знала, из солидарности одевалась так же, как и мы.
Впоследствии, став актрисой, шила, вя¬зала и вышивала сама, причем не только для себя, но и для своей семьи. Сейчас смотрю на фотографии своей дочери и сама удивляюсь: все, что на ней надето, сделано моими руками. Например, мне удалось превратить в прекрасный комбинезон для маленькой Лизы роскошные бархатные брюки, привезенные мне когда-то из Парижа Высоцким. Все это шилось на ножной швейной машинке «Подольск», которую подарили нам на свадьбу мои родители, она у меня до сих пор стоит.
«РАВИК ПОХОРОНЕН НА ВОЛКОВСКОМ КЛАДБИЩЕ, ГДЕ МЫ КОГДА-ТО ГУЛЯЛИ, СКРЫВАЯСЬ ОТ ВСЕХ»
— Вы любите проводить время дома — хлопотать по хозяйству?
— Раньше, когда было для кого хлопотать, меня из дому нельзя было выманить. Мы с Равиком все время проводили вместе — и на работе, и дома, но и сейчас, когда его нет, мне по-прежнему хорошо в нашей с ним квартире (в голосе моей собеседницы звучат слезы). Здесь я никогда не чувствую себя одинокой, потому что все время разговариваю с мужем: рассказываю, как прошел день, советуюсь, что мне стоит делать, а чего нет. Я точно знаю, что он рядом со мной.
Равик похоронен на Литераторских мост¬¬ках Волковского кладбища, где мы с ним когда-то часто гуляли, скрываясь от всех. Он еще был женат, а у меня продолжались отношения с молодым человеком, с которым я приехала в Ленинград из Горь¬кого. Несмотря на всю мрачность этого места, я была там очень счастлива. Все закончилось там, где когда-то началось...
— Вы уже дважды бабушка. Правда, что внуков любят гораздо больше, чем детей?
— Никогда, подобно другим матерям, я не держала Лизу около себя, наоборот, всег¬да хотела, чтобы дочь жила отдельно, чтобы у нее сложилась личная жизнь. Она сейчас полностью посвящает себя детям — образ жизни и муж ей это позволяют. И сегодня я рада и счастлива, что все у нее сложилось так, как я бы того хотела.
Внуки же стали для меня настоящим открытием: общаясь с ними, я узнала о детях крошечного возраста то, о чем раньше даже не подозревала. Внучка Ева еще очень маленькая, ей недавно исполнился год, а без внука я не могу прожить и дня: у нас с ним потрясающий контакт. Матвей — мое счастье.
Грабенко Л.
Ирина Мазуркевич попала на съемочную площадку в подростковом возрасте. На фотографиях той поры она с огромными, в пол-лица, глазами, по-детски пухлыми щечками и пышными белыми бантами — в общем, настоящее «чудо с косичками». Так называлась и картина Виктора Титова, посвященная легендарной советской гимнастке Ольге Корбут.
Лента еще не успела выйти на экраны, как Александр Митта приг¬ласил начинающую актрису в свой фильм «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», где ее партнерами стали Алексей Петрен¬ко, Валерий Золотухин и даже Владимир Высоцкий.
Говорят, на пробы вызывали всех первокурсниц из театральных училищ Москвы, но режиссер колебался. Решающим оказался голос самого Владимира Семеновича — он захотел сниматься именно с Ириной.
Потом были не менее замечательные фильмы «Трое в лодке, не считая собаки», «О бедном гусаре замолвите слово», «Тайна «Черных дроздов», «Ты у меня одна». «Мне всегда очень везло на людей, я работала с уникальными партнерами и попадала в прекрасные компании», — говорит сегодня Ирина Степановна.
Повезло Мазуркевич и в личной жизни. Ирина вы¬шла замуж за тогда еще никому не известного актера Театра имени Ленсовета Ана¬толия Равиковича — это уже потом его прославил фильм Миха¬и¬ла Козакова «Покровские ворота». Ана¬толий Юрьевич был старше жены на 21 год. Переступив через общест¬венное мнение (на момент встречи с Ириной Равикович состоял в браке) и откровенное противодействие главного режиссера театра, который хотел по¬казать молодой артистке, что путь на сцену лежит через диван в его кабинете, Мазуркевич с Ра¬ви¬ко¬ви¬чем остались вместе и были по-настоящему счастливы в течение трех десятков лет.
В апреле прошлого года мужа не стало, и боль потери до сих пор Ирину Степановну не отпустила.
«ЯЩИК, КУДА СКЛАДЫВАЛИ КОРРЕСПОНДЕНЦИЮ ДЛЯ СТУДЕНТОВ, БЫЛ ЗАБИТ ПИСЬМАМИ И ТЕЛЕГРАММАМИ, АДРЕСОВАННЫМИ МНЕ»
— Ирина Степановна, часто дети-актеры, сыграв яркую роль в кино, исчезают с экранов навсегда. Как вам удалось стать счастливым исключением из этого правила?
— Все дело в том, что я попала в кино не случайно, а целенаправленно. Раньше ведь как бывало: идет по улице хорошенькая девочка, ее увидели и пригласили на съемки. Или активная мама, которая очень хотела, чтобы ребенок снимался в кино, за ручку приводила его на киностудию. А я в 14 лет поступила в Горьковское театральное училище, где была замечательная школа и великолепные педагоги. После первого курса начала сниматься. Мало того что это очень благотворный возраст, когда человек открыт и из него можно лепить все, что хочешь, так я еще и попала в очень хорошие руки. Виктор Абросимович Титов, уникальный режиссер и ученик Михаила Ромма, стал моим крестным отцом не только в искусстве, но в и жизни.
У Титова и его жены было двое маленьких детей, а я фактически стала третьим ре¬бен¬ком. Ведь, когда начали снимать фильм «Чу¬до с косичками», мне было 15 лет. Приезжая в Москву на съемки, жила у них — они меня кормили, поили и много говорили со мной об искусстве и литературе так, как будто в том возрасте (да еще и в со¬ветские времена!) я могла знать Пастернака, Ахматову, Ман¬дельштама...
— Это правда, что в то время студентам театральных училищ запрещали сниматься в кино?
— Педагоги просто боялись, что у студентов от свалившихся на них славы и популярности поедет крыша.
С детства в течение восьми лет Ирина занималась художественной гимнастикой, и ее первой работой в кино стала спортивная драма Виктора Титова «Чудо с косичками» (1974 год), где Мазуркевич сыграла Таню Малышеву, прототипом которой была знаменитая советская гимнастка Ольга Корбут
Кстати, они были абсолютно правы, потому что сейчас такое происходит сплошь и рядом: сыграет молодой человек в каком-нибудь сериале и думает, что ухватил Бога за бороду. Но я точно знала, что для меня главное — профессия, что я должна чему-то научиться, поэтому от многих фильмов отказывалась. Ящик, висевший в холле нашего училища, куда складывали корреспонденцию для студентов, был забит письмами и телеграммами, адресованными мне.
— В фильме «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» вы снимались с Высоцким. Как вам работалось с Владимиром Семеновичем?
— Понимание того, какое это было счастье, пришло то¬ль¬ко спустя много лет. Песни Высоцкого расходились по стране на магнитофонных пленках, а у нас дома, в Мозыре, не то что магнитофон, но и телевизор появился только незадолго до моего отъезда. Позже от подруги по Горьковскому училищу я узнала, что он играет в Театре на Таганке, снимается в кино, пишет замечательные стихи, жена у него — французская актриса, сыгравшая главную роль в фильме «Колдунья». Но всего масштаба этой личности я в силу юного возраста постичь не могла.
— Каким человеком он вам показался?
— Прежде всего, очень одиноким. Прожив много лет в браке, а в этом году исполнилось бы 33 года, как мы с Равиком расписались, я знаю: не могут люди, любящие друг друга, жить отдельно, на большом расстоянии, как это получилось у них с Мариной Влади. Тем более что Владимиру Семеновичу как человеку творческому все время надо было с кем-то общаться. Случалось, написав новую песню, он затаскивал меня к себе домой, пел и жадно спрашивал: «Как тебе?». Но что я могла ему сказать, если мне было всего 17 лет? Все-таки творчество Высоцкого адресовано людям постарше. А тогда я старалась внимательно слушать, потому что понимала: человеку надо высказаться, а рядом с ним никого нет.
Высоцкий очень переживал из-за того, что его не признавали наверху — не давали званий и наград, которых он заслуживал куда больше, чем многие артисты, обласканные властью. Ему хотелось не подпольного, а открытого признания.
Конечно, у него был театр, где он сыграл замечательные роли. Но количество зрителей, которое мог пропустить через себя Театр на Таганке, было непропорционально и неадекватно его творческим спо¬соб¬ностям. Чем больше та¬лант, тем сильнее он ну¬ж¬дается в оценке и при¬знании.
«ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО ОТ ВЫСОЦКОГО ПРИШЛО ЗА ПАРУ МЕСЯЦЕВ ДО ЕГО СМЕРТИ»
— Владимир Семенович, насколько мне известно, тоже внес свой вклад в ваше образование...
— Он водил меня на спектакли и художественные выставки. А еще в то время Высоцкий делал ремонт в своей квартире на Малой Грузинской и, уезжая на очередные гастроли, пускал меня на постой.
Там я читала книги, которые он привозил из Франции. Володя даже не успевал их распаковывать, они так и лежали в картонных коробках, и мне разрешалось в них рыться. Несколько томиков Ахматовой, Цветаевой, Бродского — их произведения в то время можно было найти только в Ленинской библиотеке — Володя отдал мне. Он вообще был человеком щедрым и любил делать подарки.
— Вы храните вещи, которые напоминают о чем-то приятном?
— К сожалению, я выбрасывала много из того, что было связано с Высоцким, рвала его письма и телеграммы, чтобы не причинять боль своему мужу. Володя очень хотел, чтобы Анатолий Эфрос поставил на нас с ним спектакль и мы бы всюду ездили вместе на гастроли, о чем все время и писал.
Последнее такое письмо пришло за пару месяцев до его смерти... А вообще, когда переезжаешь с места на место (только в Ленинграде я это делала семь раз), что-то неизбежно теряешь, а что-то и выбрасываешь. Но есть и вещи, которые сохранились. Недавно я нашла записную книжку, в которой записаны номера телефонов людей еще из того — давнего — времени: Рязанова, Высоцкого... Хранится у меня и рукописный клавир романса Андрея Петрова из фильма «О бедном гусаре замолвите слово».
О каких памятных вещах можно говорить, если у нас с мужем нет ни одной свадебной фотографии?.. Нам и в голову не пришло, что надо фотографироваться, достаточно было того, что мы вместе. Спасибо нашим друзьям, которые, когда мы с театром поехали на гастроли в Иркутск и Красноярск, устраивали нам экскурсии по городу, возили в тайгу и фотографировали всю нашу семью — Равика, меня и нашу полугодовалую дочку. Если бы не они, у нас не было бы и этих фотографий.
— Со всеми своими партнерами вы общались так же много, как с Высоцким?
— К сожалению, нет. Например, Евгений Павлович Леонов оказался очень закрытым человеком: он выходил на съемочную площадку, отыгрывал очередной эпизод и тут же прятался в гримерке — настраивался на новый выход. Так что пообщаться с ним мне почти не довелось.
На съемках фильма «Трое в лодке, не считая собаки» общения с партнерами тоже почти не было. Москвичи Миронов, Ширвиндт, Державин, Голубкина приехали сво¬ей компанией, они жили и общались отдельно от нас. Хорошо, хоть работали мы на природе — на реке Неман. Я с детства любила грести, поэтому, когда решали, как снимать, попросила: «Чур я на веслах!».
— Самая хрупкая из присутствующих там дам?!
— В том-то и дело! По логике грести должна была самая крупная и сильная девушка, то есть Алина Покровская, но когда я сама вызвалась, никто не возражал. В результате очень сильно натерла руки. Когда я в кадре выгрызаю мозоль на руке, она не бутафорская, а самая что ни на есть настоящая.
— Фигура у вас с годами совершенно не меняется. Вы предпринимаете для этого какие-то героические усилия?
— Стараюсь ограничивать себя в еде, но это уже вошло в привычку и не кажется мне таким уж трудным делом. На днях захожу в закулисный буфет, а там продают пирожки. «Неужели их кто-то ест?» — искренне удивилась я. Вообще-то, я ни в чем себе не отказываю — ем и после шести, и после спек¬такля, и на ночь, но знаю, что некоторыми продуктами или блюдами — например, теми же пирожками — зло¬употреблять не стоит.
Никаких диет я не придерживаюсь, по молодости все их перепробовала (и на зна¬менитой «кремлевской» сидела, и в сауну ходила, и разгрузочные дни себе устраивала) и поняла, что это не для меня.
Стараюсь держать себя в форме — занимаюсь спортом, хожу в бассейн и каждое утро встаю на весы: прибавленный за год килограмм становится для меня тревожным сигналом. Поэтому в театре по 15 лет играю спектакли в одних и тех же платьях, которые костюмеры не перешивают и даже вставок не делают. После родов все поправляются, а я похудела: до них весила 54 килограмма, а после — 48. Моя фигура досталась мне по наследству, это та природа, которую жаль было бы испортить нарушенным обменом веществ. Правда, мама у меня крупная, я, скорее, в бабушку — она была худощавой, поджарой.
— Вы растили дочь без отрыва от театрального производства. Наверное, тяжело было работать с маленьким ребенком на руках?
— Да, я успевала играть в театре и сниматься в кино. Причем у нас тогда не было ни своей машины, ни нянек — я все делала сама. Мне казалось, что это абсолютно нормально, а вот мой муж, глядя на меня со стороны, поражался: «Боже мой, как можно управляться с ребенком одной,
Анатолий Равикович и Ирина Мазуркевич с дочерью Елизаветой. «Сегодня я рада и счастлива, что все у нее сложилось так, как я бы того хотела»
без бабушек, да еще и живя в коммуналке?!».
Равик очень боялся прибавления семейства — на него давил тяжелый опыт прежней семейной жизни. Но ту свою жизнь, появись у меня такая возможность, я бы не променяла ни на какую другую.
— Статус актрисы обязывает к безупречному внешнему виду. Как вы выходили из положения?
— В детстве отсутствие хорошей одежды не казалось мне большой проблемой, хотя в нашей школе училось много детей из расположенного неподалеку военного городка. Родители этих ребят (в то время — привилегированная каста) служили за границей — в Германии, Польше, Чехословакии, да и в военных городках снабжение было гораздо лучше, чем в простых магазинах.
Неудивительно, что одевались они хорошо, чем непроизвольно развивали в нас комплекс неполноценности. У многих девочек моего поколения сейчас больные ноги, потому что обувь мы тоже часто носили на размер меньше или на размер больше. Мы-то ходили не в том, что было впору, а в том, что удавалось купить.
Когда в восьмом классе в школе начали устраивать дискотеки, туда все наряжались в самое лучшее. У меня же ничего не было, поэтому мы с подружками надевали на эти вечера школьную форму с белым передником. Популярность у нас была сумасшедшая, мальчики приглашали нас танцевать гораздо чаще, чем девочек в красивых платьях.
Кстати, одна из нас — дочь военного, которая в нарядах недостатка не знала, из солидарности одевалась так же, как и мы.
Впоследствии, став актрисой, шила, вя¬зала и вышивала сама, причем не только для себя, но и для своей семьи. Сейчас смотрю на фотографии своей дочери и сама удивляюсь: все, что на ней надето, сделано моими руками. Например, мне удалось превратить в прекрасный комбинезон для маленькой Лизы роскошные бархатные брюки, привезенные мне когда-то из Парижа Высоцким. Все это шилось на ножной швейной машинке «Подольск», которую подарили нам на свадьбу мои родители, она у меня до сих пор стоит.
«РАВИК ПОХОРОНЕН НА ВОЛКОВСКОМ КЛАДБИЩЕ, ГДЕ МЫ КОГДА-ТО ГУЛЯЛИ, СКРЫВАЯСЬ ОТ ВСЕХ»
— Вы любите проводить время дома — хлопотать по хозяйству?
— Раньше, когда было для кого хлопотать, меня из дому нельзя было выманить. Мы с Равиком все время проводили вместе — и на работе, и дома, но и сейчас, когда его нет, мне по-прежнему хорошо в нашей с ним квартире (в голосе моей собеседницы звучат слезы). Здесь я никогда не чувствую себя одинокой, потому что все время разговариваю с мужем: рассказываю, как прошел день, советуюсь, что мне стоит делать, а чего нет. Я точно знаю, что он рядом со мной.
Равик похоронен на Литераторских мост¬¬ках Волковского кладбища, где мы с ним когда-то часто гуляли, скрываясь от всех. Он еще был женат, а у меня продолжались отношения с молодым человеком, с которым я приехала в Ленинград из Горь¬кого. Несмотря на всю мрачность этого места, я была там очень счастлива. Все закончилось там, где когда-то началось...
— Вы уже дважды бабушка. Правда, что внуков любят гораздо больше, чем детей?
— Никогда, подобно другим матерям, я не держала Лизу около себя, наоборот, всег¬да хотела, чтобы дочь жила отдельно, чтобы у нее сложилась личная жизнь. Она сейчас полностью посвящает себя детям — образ жизни и муж ей это позволяют. И сегодня я рада и счастлива, что все у нее сложилось так, как я бы того хотела.
Внуки же стали для меня настоящим открытием: общаясь с ними, я узнала о детях крошечного возраста то, о чем раньше даже не подозревала. Внучка Ева еще очень маленькая, ей недавно исполнился год, а без внука я не могу прожить и дня: у нас с ним потрясающий контакт. Матвей — мое счастье.
Грабенко Л.
Вернуться к списку новостей
