Валерий Никитенко: "Эстраде я предпочел театр" //Невское время. 2010. 1 апр.
Все фотографии ()
Когда-то юный Валера, играя на школьной сцене, был уверен, что театр - это место, где танцуют и поют, смеются и смешат других. С этим детским восприятием и отправился после окончания десятилетки (родился и учился в маленьком городке Овруч на Украине) поступать в Киевский театральный институт. Там-то его и огорошили, рассказав о системе Станиславского и изнурительном труде лицедея. Однако он все-таки пришел к комедийному жанру, пению и танцам на сцене.
- Валерий Ефремович, как случилось, что вы попали под крыло к Николаю Павловичу Акимову?
- Это просто везение, счастье, считаю. Оказался в нужном месте в нужный час. В первый год моей работы в Крымском театре мы приехали на гастроли в Ленинград. И я отправился в Театр Комедии на спектакль «Дракон». Спектакль закончился, а я поймал себя на мысли, что не хочу отсюда уходить, хочу работать именно здесь, ощутил, что это моя атмосфера, мой воздух. И вот набрался смелости, пришел к Акимову. Он послушал меня вместе с худсоветом, и произнес: «Как ни странно, вы нам понравились».
- Почему это могло быть странным?
- Легко объяснить – явно я выглядел наглым типом, который решил, что ему все по плечу. У меня был ужасный украинский акцент и фрикативное «г». Одно это могло отвратить. Николай Павлович попросил меня приготовить рассказ Чехова, я показал его. И у Акимова явно отлегло от сердца: «Я никак не мог определить ваше амплуа, а сейчас понял - вы бытовой герой». Вообще его ходы, его парадоксальное мышление, взгляд, психологическое распознавание людей – это все изумляло. А потом он шутливо признался, что взял меня в труппу потому, что сам тоже с Украины. На одной театральной программке Николай Павлович написал: «Валерию Никитенко от старого украинца Акимова».
- Стоит Акимов целого театрального института?
- Думаю, да. Фактически школы такой, как щукинская, щепкинская, я не получил. Была моя природа – и ей надо было найти применение. И это сделал, конечно же, Акимов. Если бы я появился в Театре Комедии в 35-40-летнем возрасте, то вряд ли представлял бы из себя материал, из которого можно было бы что-то лепить. И потом та опека, которой он окружил меня, молодого приезжего артиста, у которого в этом городе никого не было - дорогого стоило. Он мог подарить пальто, накормить. Образно говоря, предпочитал не давать деньги, чтобы ты купил рыбу, а давал удочку, которой бы ты эту рыбу мог поймать. Он учил шире смотреть на мир, и прелесть его была еще в том, что когда он видел в молодом человеке какие-то интересные проявления таланта, он обязательно давал главную роль. Говорил: пусть актер не сыграет ее полностью, но он поймет, как надо сыграть.
- Комедия – дело доброе?
- Настоящая комедия – дело прекрасное. Это наше время превратило ее в такую прикладную коммерческую историю, что очень неприятно. Комедия это удивительно доброе, благородное и по идее бескорыстное дело. Для лицедея. Но если за это платят большие деньги, это тоже развращает артиста. Если в себе ты чувствуешь некое предназначение делать людей радостнее или добрее, и для этого ты их смешишь, то изначально ты сам должен быть добрым и смешным. Для меня в этом смысле показателен пример Максима Галкина. Мне кажется, что от того таланта, которым он изначально был наделен, осталась какая-то ущербная малость, он истратился на другие вещи, и теперь не способен смешить и радовать.
- А то, что вы вдруг запели и теперь блистаете на сцене театра Музыкальной комедии в опереттах – это не уход от своего пути?
- Ну что вы! Это наоборот возвращение к себе. Я с детства Богом не обижен в смысле голоса и слуха. И пел примерно до 23 лет. Мне даже прочили судьбу эстрадного исполнителя. Ленинградские композиторы были мне близки, приятны, - это очень талантливые люди Александр Колкер, Георгий Портнов, Андрей Петров, Вадим Шаповалов. Они сочиняли прекрасные, какие-то по-особому ароматные песни. И я запел эти песни на эстраде, выступая с оркестром Александра Владимирцева. Но в какой-то момент надо было выбирать между театром и эстрадой. Тогда и помыслить нельзя было, чтобы ты служил в одном месте, и еще где-то подрабатывал, на что-то отвлекался, как это происходит сегодня. А теперь я с радостью выхожу на сцену Музкомедии в «Весеннем параде» и в премьерной «Холопке», и в «Веселой вдове», и в роли Короля в «Мадам Помпадур».
- Но Театр Комедии не забросили в таком случае?
- Конечно, нет. Обожаю свою роль Фальстафа в «Виндзорских проказницах», и Дона Паскуале « Голодранцах и аристократах», и Министра Финансов в «Тени». Более того, я еще и попробовал себя как режиссер, поставив два антрепризных спектакля «Виновник торжества» и «Папа в паутине». Этот опыт был очень поучителен. Собирать артистов – замечательно, это тебя обогащает. Но чисто организационно – чудовищно. Работать в бешеном ритме на протяжении двух месяцев – это просто сверхъестественно. А уж выпустить спектакль – за это положено ставить памятник! Но в чем прелесть антрепризы? В том, что ты можешь воплотить свои давние мечты и желания. Хотя по мере того, как ты сталкиваешься с возможностями продюсера, театра, отсутствием реквизита, костюмов – твоя мечта становится все более и более куцей.
- Мне кажется, актеры сегодня пустились во все тяжкие в смысле где-то что-то заработать, ухватить какой-то кусочек. Особенно этот гон в молодых актерах проявляется…
- Не во всех. Наверное, этот рваный ритм, продиктованный коммерческими искусами, характеризует все поколения. Время диктует это. Но если мы не обретем принцип разумной достаточности – в быту, в предметах роскоши, которой мы так стремимся достигнуть, то мы не найдем творческой почвы. А эта почва важна, она рождает творческую неуспокоенность, которой измеряется градус твоей профессии. Увы, идеология денег заменила многие высокие вещи – и последствия этого могут быть очень разрушительны.
- В себе чувствуете разрушительные ростки?
- Ну конечно, потому и беспокоюсь.
- На какой машине вы ездите?
- Ни на какой. Ее у меня нет. И дачи нет. Да мне это и не нужно. Мне пройти пешком через Садовую на Невский гораздо интереснее и приятнее, и нужнее, чем проехаться по этому же маршруту. Вот и за город, в лес, добираюсь с женой на электричке. Ну и пусть что много людей, и гомон, – не в тягость это, а наоборот, в радость.
- Валерий Ефремович, сегодня не умолкают споры, что делать с театром? То ли сохранять само понятие театр-дом, то ли уже и не пытаться держаться за старое?
- Трудный вопрос. Пока живы артисты, которые помнят, что это такое театр-дом, пока есть поклонники среди зрителей, которым дорого все то, что происходило в твоем театре, все-таки надо пытаться сохранять, что еще возможно. Мне вот, например, очень жаль акимовский спектакль «Тень» по Шварцу. После смерти Акимова его воссоздал режиссер Юрий Аксенов. Но теперь мы уже играем совершенно новую версию Татьяны Казаковой. И ушла та очаровательность, те тонкость и изящество, которые были в прежней «Тени». Будто время взяло и внесло свои жесткие коррективы – Зло, которое показано в спектакле, обретает не тайные, а сразу явные черты – получился такой современный триллер. Хорошо бы иметь в репертуаре еще хотя бы один спектакль по Шварцу, то же «Обыкновенное чудо» - это бы характеризовало Театр Комедии ярче, соотносило с тем временем, когда мы выходили на сцену удивлять. Это тоже из акимовского: «Чем сегодня удивлять будем?».
- Но капустники, знаменитые капустники Театра Комедии, вы, говорят, их самый активный организатор – они-то еще сохраняются?
- Да, это изобретение Николая Павловича – устраивать капустник к каждому юбилею не только артиста, но и любого работника театра, - мы сохранили. Но только дело это становится каким-то уж больно вымученным. Если ты человека давно не видишь, если он на сцену 10 лет не выходит, и никто уже не знает, чем он живет, не за что зацепиться, ни за какие забавные моменты – а мы ему капустник! И утешаем: ну не отчаивайся, самое главное, у тебя есть театр.
- Можете вспомнить поворотные моменты в вашей актерской судьбе, без которых вы бы не стали, кем стали…
- Еще в студенческие времена мне сделала прививку к профессии народная артистка Анастасия Зуева. МХАТ привез в Киев спектакль «На дне». А у нас был спектакль студенческий, где я играл Барона. Сделали эксперимент: первый акт играл МХАТ, а второй - студенты 3-го курса. Я бегал и за кулисы, и в зал. И вот смотрю - Анастасия Зуева стоит и дрожит перед выходом. Это было так странно! Я подошел к ней: «Простите, Анастасия Георгиевна, вы столько лет на сцене, и вдруг в Киеве такое волнение?». Она сказала: «Милый мой, если вы не будете испытывать волнение всю свою жизнь, то вы не артист». Я подумал тогда, чудит старуха. И когда прошло почти 50 лет в театре, я ее здорово понимаю. Если ты не несешь волнения по поводу предмета, вокруг которого сегодня происходит нечто, то тогда смысл профессии теряется. …А еще была замечательная встреча с Розой Сиротой, когда та ставила в нашем Театре Комедии пьесу Дворецкого «Мост и скрипка». Я играл несвойственную для себя роль – жесткого человека - инженера строительства. Это были такие интересные репетиции! Режиссер Роза Сирота Богом поцелована. Она поразительно умела психологически выстроить роль, извлекала из артиста то, о чем он даже не предполагал.
- Вы страдаете от того, что сегодня меньше стало интеллигентных людей в Петербурге? И можно ли кому-то привить интеллигентность?
- Я пробовал преподавать – с подачи Петра Сергеевича Вельяминова, который был деканом театрального факультета Балтийского института экологии, политики и права. Выдержал только год – так и не сумел смириться с тем, что молодые люди, которым я пытался что-то преподать, ничего не читают. Что у них в головах? Они потом приходили всем курсом, просили не уходить, интуитивно чувствовали, что-то пропускают, потом не догнать будет – но для меня это было непереносимо. Я видел, что теряю время. Лучше какую-то роль сыграю, чем буду смотреть, мучаться, переживать за них.
- А что, кроме работы в театре, вас радует в жизни?
- Все! Люблю жизнь, люблю свою семью. У меня прекрасная дочь, два внука, правда, они живут далековато от нас – в Норвегии. Туда хорошо приезжать в гости – это удивительная, красивая страна. Сам бы я там жить не смог – по-старому скроен. Но я очень рад за своих внуков - они будут людьми мира. Мы должны понимать, что можно любить родину, а жить там, где хочется. Это должно стать нормой, а не исключением.
- Внуки говорят по-русски?
- Конечно, и прекрасно. А еще по-английски и по-норвежски. И я обязательно научу их украинскому.
Беседовала Елена Добрякова
- Валерий Ефремович, как случилось, что вы попали под крыло к Николаю Павловичу Акимову?
- Это просто везение, счастье, считаю. Оказался в нужном месте в нужный час. В первый год моей работы в Крымском театре мы приехали на гастроли в Ленинград. И я отправился в Театр Комедии на спектакль «Дракон». Спектакль закончился, а я поймал себя на мысли, что не хочу отсюда уходить, хочу работать именно здесь, ощутил, что это моя атмосфера, мой воздух. И вот набрался смелости, пришел к Акимову. Он послушал меня вместе с худсоветом, и произнес: «Как ни странно, вы нам понравились».
- Почему это могло быть странным?
- Легко объяснить – явно я выглядел наглым типом, который решил, что ему все по плечу. У меня был ужасный украинский акцент и фрикативное «г». Одно это могло отвратить. Николай Павлович попросил меня приготовить рассказ Чехова, я показал его. И у Акимова явно отлегло от сердца: «Я никак не мог определить ваше амплуа, а сейчас понял - вы бытовой герой». Вообще его ходы, его парадоксальное мышление, взгляд, психологическое распознавание людей – это все изумляло. А потом он шутливо признался, что взял меня в труппу потому, что сам тоже с Украины. На одной театральной программке Николай Павлович написал: «Валерию Никитенко от старого украинца Акимова».
- Стоит Акимов целого театрального института?
- Думаю, да. Фактически школы такой, как щукинская, щепкинская, я не получил. Была моя природа – и ей надо было найти применение. И это сделал, конечно же, Акимов. Если бы я появился в Театре Комедии в 35-40-летнем возрасте, то вряд ли представлял бы из себя материал, из которого можно было бы что-то лепить. И потом та опека, которой он окружил меня, молодого приезжего артиста, у которого в этом городе никого не было - дорогого стоило. Он мог подарить пальто, накормить. Образно говоря, предпочитал не давать деньги, чтобы ты купил рыбу, а давал удочку, которой бы ты эту рыбу мог поймать. Он учил шире смотреть на мир, и прелесть его была еще в том, что когда он видел в молодом человеке какие-то интересные проявления таланта, он обязательно давал главную роль. Говорил: пусть актер не сыграет ее полностью, но он поймет, как надо сыграть.
- Комедия – дело доброе?
- Настоящая комедия – дело прекрасное. Это наше время превратило ее в такую прикладную коммерческую историю, что очень неприятно. Комедия это удивительно доброе, благородное и по идее бескорыстное дело. Для лицедея. Но если за это платят большие деньги, это тоже развращает артиста. Если в себе ты чувствуешь некое предназначение делать людей радостнее или добрее, и для этого ты их смешишь, то изначально ты сам должен быть добрым и смешным. Для меня в этом смысле показателен пример Максима Галкина. Мне кажется, что от того таланта, которым он изначально был наделен, осталась какая-то ущербная малость, он истратился на другие вещи, и теперь не способен смешить и радовать.
- А то, что вы вдруг запели и теперь блистаете на сцене театра Музыкальной комедии в опереттах – это не уход от своего пути?
- Ну что вы! Это наоборот возвращение к себе. Я с детства Богом не обижен в смысле голоса и слуха. И пел примерно до 23 лет. Мне даже прочили судьбу эстрадного исполнителя. Ленинградские композиторы были мне близки, приятны, - это очень талантливые люди Александр Колкер, Георгий Портнов, Андрей Петров, Вадим Шаповалов. Они сочиняли прекрасные, какие-то по-особому ароматные песни. И я запел эти песни на эстраде, выступая с оркестром Александра Владимирцева. Но в какой-то момент надо было выбирать между театром и эстрадой. Тогда и помыслить нельзя было, чтобы ты служил в одном месте, и еще где-то подрабатывал, на что-то отвлекался, как это происходит сегодня. А теперь я с радостью выхожу на сцену Музкомедии в «Весеннем параде» и в премьерной «Холопке», и в «Веселой вдове», и в роли Короля в «Мадам Помпадур».
- Но Театр Комедии не забросили в таком случае?
- Конечно, нет. Обожаю свою роль Фальстафа в «Виндзорских проказницах», и Дона Паскуале « Голодранцах и аристократах», и Министра Финансов в «Тени». Более того, я еще и попробовал себя как режиссер, поставив два антрепризных спектакля «Виновник торжества» и «Папа в паутине». Этот опыт был очень поучителен. Собирать артистов – замечательно, это тебя обогащает. Но чисто организационно – чудовищно. Работать в бешеном ритме на протяжении двух месяцев – это просто сверхъестественно. А уж выпустить спектакль – за это положено ставить памятник! Но в чем прелесть антрепризы? В том, что ты можешь воплотить свои давние мечты и желания. Хотя по мере того, как ты сталкиваешься с возможностями продюсера, театра, отсутствием реквизита, костюмов – твоя мечта становится все более и более куцей.
- Мне кажется, актеры сегодня пустились во все тяжкие в смысле где-то что-то заработать, ухватить какой-то кусочек. Особенно этот гон в молодых актерах проявляется…
- Не во всех. Наверное, этот рваный ритм, продиктованный коммерческими искусами, характеризует все поколения. Время диктует это. Но если мы не обретем принцип разумной достаточности – в быту, в предметах роскоши, которой мы так стремимся достигнуть, то мы не найдем творческой почвы. А эта почва важна, она рождает творческую неуспокоенность, которой измеряется градус твоей профессии. Увы, идеология денег заменила многие высокие вещи – и последствия этого могут быть очень разрушительны.
- В себе чувствуете разрушительные ростки?
- Ну конечно, потому и беспокоюсь.
- На какой машине вы ездите?
- Ни на какой. Ее у меня нет. И дачи нет. Да мне это и не нужно. Мне пройти пешком через Садовую на Невский гораздо интереснее и приятнее, и нужнее, чем проехаться по этому же маршруту. Вот и за город, в лес, добираюсь с женой на электричке. Ну и пусть что много людей, и гомон, – не в тягость это, а наоборот, в радость.
- Валерий Ефремович, сегодня не умолкают споры, что делать с театром? То ли сохранять само понятие театр-дом, то ли уже и не пытаться держаться за старое?
- Трудный вопрос. Пока живы артисты, которые помнят, что это такое театр-дом, пока есть поклонники среди зрителей, которым дорого все то, что происходило в твоем театре, все-таки надо пытаться сохранять, что еще возможно. Мне вот, например, очень жаль акимовский спектакль «Тень» по Шварцу. После смерти Акимова его воссоздал режиссер Юрий Аксенов. Но теперь мы уже играем совершенно новую версию Татьяны Казаковой. И ушла та очаровательность, те тонкость и изящество, которые были в прежней «Тени». Будто время взяло и внесло свои жесткие коррективы – Зло, которое показано в спектакле, обретает не тайные, а сразу явные черты – получился такой современный триллер. Хорошо бы иметь в репертуаре еще хотя бы один спектакль по Шварцу, то же «Обыкновенное чудо» - это бы характеризовало Театр Комедии ярче, соотносило с тем временем, когда мы выходили на сцену удивлять. Это тоже из акимовского: «Чем сегодня удивлять будем?».
- Но капустники, знаменитые капустники Театра Комедии, вы, говорят, их самый активный организатор – они-то еще сохраняются?
- Да, это изобретение Николая Павловича – устраивать капустник к каждому юбилею не только артиста, но и любого работника театра, - мы сохранили. Но только дело это становится каким-то уж больно вымученным. Если ты человека давно не видишь, если он на сцену 10 лет не выходит, и никто уже не знает, чем он живет, не за что зацепиться, ни за какие забавные моменты – а мы ему капустник! И утешаем: ну не отчаивайся, самое главное, у тебя есть театр.
- Можете вспомнить поворотные моменты в вашей актерской судьбе, без которых вы бы не стали, кем стали…
- Еще в студенческие времена мне сделала прививку к профессии народная артистка Анастасия Зуева. МХАТ привез в Киев спектакль «На дне». А у нас был спектакль студенческий, где я играл Барона. Сделали эксперимент: первый акт играл МХАТ, а второй - студенты 3-го курса. Я бегал и за кулисы, и в зал. И вот смотрю - Анастасия Зуева стоит и дрожит перед выходом. Это было так странно! Я подошел к ней: «Простите, Анастасия Георгиевна, вы столько лет на сцене, и вдруг в Киеве такое волнение?». Она сказала: «Милый мой, если вы не будете испытывать волнение всю свою жизнь, то вы не артист». Я подумал тогда, чудит старуха. И когда прошло почти 50 лет в театре, я ее здорово понимаю. Если ты не несешь волнения по поводу предмета, вокруг которого сегодня происходит нечто, то тогда смысл профессии теряется. …А еще была замечательная встреча с Розой Сиротой, когда та ставила в нашем Театре Комедии пьесу Дворецкого «Мост и скрипка». Я играл несвойственную для себя роль – жесткого человека - инженера строительства. Это были такие интересные репетиции! Режиссер Роза Сирота Богом поцелована. Она поразительно умела психологически выстроить роль, извлекала из артиста то, о чем он даже не предполагал.
- Вы страдаете от того, что сегодня меньше стало интеллигентных людей в Петербурге? И можно ли кому-то привить интеллигентность?
- Я пробовал преподавать – с подачи Петра Сергеевича Вельяминова, который был деканом театрального факультета Балтийского института экологии, политики и права. Выдержал только год – так и не сумел смириться с тем, что молодые люди, которым я пытался что-то преподать, ничего не читают. Что у них в головах? Они потом приходили всем курсом, просили не уходить, интуитивно чувствовали, что-то пропускают, потом не догнать будет – но для меня это было непереносимо. Я видел, что теряю время. Лучше какую-то роль сыграю, чем буду смотреть, мучаться, переживать за них.
- А что, кроме работы в театре, вас радует в жизни?
- Все! Люблю жизнь, люблю свою семью. У меня прекрасная дочь, два внука, правда, они живут далековато от нас – в Норвегии. Туда хорошо приезжать в гости – это удивительная, красивая страна. Сам бы я там жить не смог – по-старому скроен. Но я очень рад за своих внуков - они будут людьми мира. Мы должны понимать, что можно любить родину, а жить там, где хочется. Это должно стать нормой, а не исключением.
- Внуки говорят по-русски?
- Конечно, и прекрасно. А еще по-английски и по-норвежски. И я обязательно научу их украинскому.
Беседовала Елена Добрякова
Вернуться к списку новостей
