Скорочкина Ольга. Карнавальный вечер // Культура. 2010. 14-20 янв. № 1.
Все фотографии ()
На родине Гольдони некоторые спектакли играют в подлинных венецианских особняках, а если на сцене - то, любовно воспроизводя терракотовые гобеленовые стены, огромные зеркала и окна в старинных кружевных тюлях, на сцене горят живые свечи, и звучит настоящий клавесин...
Но Казакова ставит не спектакли о Венеции. Она ставит миф о Венеции. Этот миф в ее спектаклях начисто лишен быта, в них нет туристического антиквариата с характерными плащами и длинноносыми масками... Но в них есть подлинная красота, тоска по празднику и артистизму, по преображению жизни в игре. А иногда - как в "Хитрой вдове"- нездешняя и утраченная современным театром красота костюмов и декораций. Костюмам в исполнении Ирины Чередниковой, этим стильным и восхитительным одеждам из шелка, парчи, кожи (которые артистам - очевидное наслаждение носить, а публике - отдельная награда и отрада глазу лицезреть!), могли бы позавидовать театральные костюмеры мира.
Действие спектакля вынесено из дома под звездное венецианское небо. В черном тревожном призрачном воздухе сцены - ни намека на быт, которым так щедро пропитаны пьесы Гольдони. Легкие белые стулья, невесомые, как и черная гондола, стремительно парящая над сценой, вертикаль стройных столбов, к которым привязывают эти гондолы на ночь, и огромный шелковый белый занавес-ширма - вот Венеция-миф в исполнении художника Александра Орлова. В гондоле рассекает каналы Розаура, хитрая вдова (Елена Руфанова), на стульях иногда замирают в картинных позах ее женихи - четыре соискателя руки и сердца хитрой вдовы. А дальше... режиссер искусно и увлеченно плетет мизансценические кружева, в которых так замечательно пластически воплощен гольдониевский блеск легкой болтовни, интриг, перепалок, очаровательных хитростей и простодушия...
Квартет женихов разыгрывает в спектакле артистический турнир, словно соревнуясь в красноречии, клятвенных обещаниях, а попутно - в мужской энергии и неотразимости, ловкости ума и фантазии. В спектакле почти нет масок, но артисты Михаил Разумовский, Борис Хвошнянский, Владимир Миронов и Александр Степин играют национальные маски - англичанин, француз, испанец и итальянец - на грани буффонады и пародии, и при этом - живых людей, в которых плещется столько страстей, сколько вина плещется в венецианских домах и сколько текста - в говорливых пьесах Гольдони... В этом квартете лидируют и побеждают с разгромным счетом Испания и Франция. Мужские посланники Англии и Италии выглядят, увы, скромнее. Правда, Англия отыгрывается, когда на сцене в крошечной роли Бирифа, лакея лорда, появляется молодой артист Михаил Сливников - остроумный блиц-портрет истинного англичанина. В то время как остальные слуги и служанки остроумно зарабатывают свои монеты, участвуя в любовных интригах господ, этот запоминается одной чеканной фразой - "Я на службе, милорд!" - современному русскому уху отказ от денег, да тем более на службе, кажется чистым издевательством, диковинным розыгрышем, за что она и награждает юного англичанина аплодисментами.
В этом спектакле слуги не уступают в артистизме, а порой и переигрывают своих хозяев. В них - пленительная смесь хитрости и простодушия, нешуточная страсть к ежеминутной авантюре и игре. Подлинным эмоциональным мотором этого спектакля становится юный Арлекин (Александр Матвеев).
В спектакле Театра Комедии Арлекину от силы двадцать, но его ловкое и восхитительное жонглирование словами - людьми - ситуациями - это отдельная песня, площадной цирк, доводящий партнеров и зрителей до счастливого головокружения.
Розаура то и дело зовет свою горничную призывным кличем: "Марионетта! Шоколад!" И Марионетта (Ирина Цветкова) выходит на сцену так, словно она сама - изящная чашка горячего шоколада. Она преподносит себя словно с победительным гурманством, словно сладчайшее пирожное, воздушный французский десерт - столько грации, и шарма, и огня в этой стареющей служанке. Но некоторым женихам помоложе она преподаст наглядный урок ритма, и темперамента, и артистизма....
В этом спектакле больше и нерасчетливее почему-то радуешься за младшую сестру героини Элеонору (прелестно, на чистой звонкой ноте радости и утренней улыбки, сыгранную Екатериной Грачевой), которой достался француз - он смешнее, живее и увлекательнее правильного венецианца, выбранного хитрой расчетливой Розаурой.
Елене Руфановой больше удались роли-маски - актриса играет убедительнее именно когда разыгрывает женихов, преображаясь то в стильную англичанку, то в очаровательную гламурную француженку, то в жгучую демоническую испанку. Смена карнавальных масок дается ей легче, чем лирика Розауры. Ее героиня признается: "Я приехала из маленького городка и сразу же окунулась в омут праздника этого волшебного города". Волшебная Венеция с ее омутом праздника, к счастью, переигрывает в спектакли все хитроумие, которое так близко к расчету, а значит - к прозе жизни. Вообще в этом спектакле царствует победа игры над жизнью, карнавальной праздничности и артистизма - над благоразумием, артистической смелости и сценического темперамента - над умением "устраивать" свое счастье. Сквозь шумный и стремительный спектакль звучит тайная прекрасная нота: счастье невозможно "устроить"... Оно мимолетно и иррационально, взбалмошно и нерасчетливо... Судьбу не обхитришь, как обхитришь мужчин или женщин... Не потому ли в финале у сделавшей "правильный" выбор хитрой вдовы сквозит печаль в глазах: вот все устроено, свадебные пары выстроились в семейном интерьере - и что дальше?..
А дальше на венецианской площади, так чудесно прижившейся на сцене Театра Комедии, появится группка молодых музыкантов во главе с неутомимым Арлекином, и они тихо споют: "Не покидай меня сияние очей"- потому что сияние очей, как и звездное небо над головой, - глупое счастье, которое не купишь ни за какие монеты и не устроишь никакими интригами.
Но Казакова ставит не спектакли о Венеции. Она ставит миф о Венеции. Этот миф в ее спектаклях начисто лишен быта, в них нет туристического антиквариата с характерными плащами и длинноносыми масками... Но в них есть подлинная красота, тоска по празднику и артистизму, по преображению жизни в игре. А иногда - как в "Хитрой вдове"- нездешняя и утраченная современным театром красота костюмов и декораций. Костюмам в исполнении Ирины Чередниковой, этим стильным и восхитительным одеждам из шелка, парчи, кожи (которые артистам - очевидное наслаждение носить, а публике - отдельная награда и отрада глазу лицезреть!), могли бы позавидовать театральные костюмеры мира.
Действие спектакля вынесено из дома под звездное венецианское небо. В черном тревожном призрачном воздухе сцены - ни намека на быт, которым так щедро пропитаны пьесы Гольдони. Легкие белые стулья, невесомые, как и черная гондола, стремительно парящая над сценой, вертикаль стройных столбов, к которым привязывают эти гондолы на ночь, и огромный шелковый белый занавес-ширма - вот Венеция-миф в исполнении художника Александра Орлова. В гондоле рассекает каналы Розаура, хитрая вдова (Елена Руфанова), на стульях иногда замирают в картинных позах ее женихи - четыре соискателя руки и сердца хитрой вдовы. А дальше... режиссер искусно и увлеченно плетет мизансценические кружева, в которых так замечательно пластически воплощен гольдониевский блеск легкой болтовни, интриг, перепалок, очаровательных хитростей и простодушия...
Квартет женихов разыгрывает в спектакле артистический турнир, словно соревнуясь в красноречии, клятвенных обещаниях, а попутно - в мужской энергии и неотразимости, ловкости ума и фантазии. В спектакле почти нет масок, но артисты Михаил Разумовский, Борис Хвошнянский, Владимир Миронов и Александр Степин играют национальные маски - англичанин, француз, испанец и итальянец - на грани буффонады и пародии, и при этом - живых людей, в которых плещется столько страстей, сколько вина плещется в венецианских домах и сколько текста - в говорливых пьесах Гольдони... В этом квартете лидируют и побеждают с разгромным счетом Испания и Франция. Мужские посланники Англии и Италии выглядят, увы, скромнее. Правда, Англия отыгрывается, когда на сцене в крошечной роли Бирифа, лакея лорда, появляется молодой артист Михаил Сливников - остроумный блиц-портрет истинного англичанина. В то время как остальные слуги и служанки остроумно зарабатывают свои монеты, участвуя в любовных интригах господ, этот запоминается одной чеканной фразой - "Я на службе, милорд!" - современному русскому уху отказ от денег, да тем более на службе, кажется чистым издевательством, диковинным розыгрышем, за что она и награждает юного англичанина аплодисментами.
В этом спектакле слуги не уступают в артистизме, а порой и переигрывают своих хозяев. В них - пленительная смесь хитрости и простодушия, нешуточная страсть к ежеминутной авантюре и игре. Подлинным эмоциональным мотором этого спектакля становится юный Арлекин (Александр Матвеев).
В спектакле Театра Комедии Арлекину от силы двадцать, но его ловкое и восхитительное жонглирование словами - людьми - ситуациями - это отдельная песня, площадной цирк, доводящий партнеров и зрителей до счастливого головокружения.
Розаура то и дело зовет свою горничную призывным кличем: "Марионетта! Шоколад!" И Марионетта (Ирина Цветкова) выходит на сцену так, словно она сама - изящная чашка горячего шоколада. Она преподносит себя словно с победительным гурманством, словно сладчайшее пирожное, воздушный французский десерт - столько грации, и шарма, и огня в этой стареющей служанке. Но некоторым женихам помоложе она преподаст наглядный урок ритма, и темперамента, и артистизма....
В этом спектакле больше и нерасчетливее почему-то радуешься за младшую сестру героини Элеонору (прелестно, на чистой звонкой ноте радости и утренней улыбки, сыгранную Екатериной Грачевой), которой достался француз - он смешнее, живее и увлекательнее правильного венецианца, выбранного хитрой расчетливой Розаурой.
Елене Руфановой больше удались роли-маски - актриса играет убедительнее именно когда разыгрывает женихов, преображаясь то в стильную англичанку, то в очаровательную гламурную француженку, то в жгучую демоническую испанку. Смена карнавальных масок дается ей легче, чем лирика Розауры. Ее героиня признается: "Я приехала из маленького городка и сразу же окунулась в омут праздника этого волшебного города". Волшебная Венеция с ее омутом праздника, к счастью, переигрывает в спектакли все хитроумие, которое так близко к расчету, а значит - к прозе жизни. Вообще в этом спектакле царствует победа игры над жизнью, карнавальной праздничности и артистизма - над благоразумием, артистической смелости и сценического темперамента - над умением "устраивать" свое счастье. Сквозь шумный и стремительный спектакль звучит тайная прекрасная нота: счастье невозможно "устроить"... Оно мимолетно и иррационально, взбалмошно и нерасчетливо... Судьбу не обхитришь, как обхитришь мужчин или женщин... Не потому ли в финале у сделавшей "правильный" выбор хитрой вдовы сквозит печаль в глазах: вот все устроено, свадебные пары выстроились в семейном интерьере - и что дальше?..
А дальше на венецианской площади, так чудесно прижившейся на сцене Театра Комедии, появится группка молодых музыкантов во главе с неутомимым Арлекином, и они тихо споют: "Не покидай меня сияние очей"- потому что сияние очей, как и звездное небо над головой, - глупое счастье, которое не купишь ни за какие монеты и не устроишь никакими интригами.
Вернуться к списку новостей
