Домовичок / "Сказки старого Арбата" в Театре им.Н.П.Акимова//Страстной бульвар//№ 1-181/2015
Все фотографии ()
Дело не только в том, что он в театре более полувека и даже не в том, что принял его сам Акимов - обстоятельства их знакомства Валерий Ефремович вспоминает с юмором, самокритично. Помимо сыгранных 130 ролей есть еще несколько сотен, сочиненных и исполненных Никитенко 16 апреля на ежегодных капустниках. По традиции, в этот день поздравляют людей (независимо от профессии и должности), проработавших в театре 10, 15, 20 и более лет. Сколько нужно фантазии, юмора и, главное, доброты, чтобы сочинить (как правило, в стихах) более тысячи музыкальных номеров (по 20-30 в каждый капустник) и не повториться. Нужно быть очень внимательным к билетеру, рабочему сцены, начинающему актеру; выделить его способности, семейные привычки, хобби и многое другое для объемного и веселого портрета. Требуется огромная душевная щедрость и полное отсутствие эгоизма.
По своей основной профессии Никитенко переиграл множество комических персонажей в пьесах и прозе Чехова, Салтыкова-Щедрина, Сухово-Кобылина, Достоевского, Маяковского, Булгакова, Шварца, Шекспира, Гольдони, Доде. Это были хитрецы вроде Оптимистенко («Баня») или Аллилуйи(«Зойкина квартира»), но среди ста тридцати на моей памяти только один был неприятным: приспособленец Друг в постановке Петра Фоменко «Тёркин-Тёркин». Не считая третьей головы шварцевского Дракона - роль, которой дебютировал Никитенко.
Подобная упорная положительность что-то значит. И в жизни не помню, чтобы Никитенко о ком-то отозвался с недоброжелательностью. Само собой, он профессионал высокой пробы. Со свойственной ему жадностью к работе он выходит на сцену двух театров. 10 лет назад «раздвоился» между Театром Комедии и Театром музыкальной комедии. Играть опереточных чудаков, может быть, еще более сложно, чем в драме. Своей органикой, умением импровизировать Никитенко и «аборигенов» с Итальянской подтягивает под свой высокий уровень.
Конечно, приятно заставлять зал хохотать пятнадцать минут в образе тюремщика Фроша («Летучая мышь»). Это коронный номер. Но хочется чего-то значительного и не фарсового. В свой юбилей актер, наконец, получил воистину бенефисную роль Федора Балясникова в комедии Алексея Арбузова «Сказки Старого Арбата». Арбузов изобразил в ней себя. Мастер кукол Балясников подводит итоги жизни в свой шестидесятилетний юбилей. Балясников размышляет: «Каким я стану лет через пятнадцать?» Вот таким, как Никитенко!
Герой Арбузова в начале пьесы несколько растерян от непривычного отдыха - Никитенко в праздничную декаду (с 31 марта по 10 апреля) почти не уходил со сцены.
Юбиляр не пытался в Балясникове подражать своим предшественникам: аристократичному Бруно Фрейндлиху, опасному пирату Игорю Владимирову. Он другой. И пьеса у Валерия Саркисова прочиталась иниче, чем у Александра Музиля в Александринке (1973), в фильме Саввы Кулиша (1982). Новая постановка, в известном смысле, молодежнее. Семидесятые (время действия «Сказок») - эпоха повального увлечения Битлз. И два пожилых мужчины (Балясников и Блохин-Сергей Кузнецов) - истинные битломаны. Вместе с юной Виктошей они отплясывают рок, напоминая «Взрослую дочь молодого человека» Виктора Славкина. Федор Кузьмич не только водит ленинградскую «фею» по Москве, по тем местам, где он был счастлив, но и по крышам Старого Арбата (это уже от Саркисова).
В пьесе герои поют романсы. Это ближе арбузовской стилистике. Вряд ли человек, который был «актером у Мейерхольда», то есть сформировался в 1920-е - 30-е гг., влюбится в Битлз. Арбузов предпочитал «старомодные комедии». Впрочем, не в Битлз дело. Фрейндлих с Владимировым были мужчинами суровыми. Никитенко-Балясников намного мягче и мечтательнее. По спектаклю, он «вымечтал» Виктошу. Прежде чем появится натуральная Виктоша (Елизавета Кузьмина), за окном проскользнет волшебная фигурка в длинном алом платье с капюшоном. В финале она столь же таинственно исчезнет. И не совсем ясно, существовала ли Виктоша на самом деле или пригрезилась двум одиноким обитателям холостяцкой квартиры. Факт тот, что благодаря «фее» они (прежде всего, Балясников-старший) совершили рывок в творчестве. Кукольник-персонаж сделал удивительно прекрасные куклы оффенбаховских Прекрасной Елены и Париса - актер Никитенко рывок в лирику, к ней режиссеры редко актера подпускали. Разве что в молодости. Возможно, когда Никитенко возвращался с прогулки с Виктошей-Кузьминой, вспоминал, как пел на «Голубом огоньке» веселую песенку «На одной земле с тобой хорошо» в 60-е годы. Молодого Никитенко и сейчас можно посмотреть в Интернете.
Сцена с Виктошей на крыше очень хороша. Нежность, с которой Балясников-Никитенко смотрит на очаровательную девушку, очень искренняя, хотя и окрашена печалью. Разумеется, Балясников - чудак, как и большинство персонажей позднего Арбузова, но он и мудрец, понимающий: вернуться в молодость нельзя.
И этим пониманием превосходит своего сына Кузю. Почему-то и Виктор Семеновский в Александринке, и Денис Зайцев в нынешнем спектакле Театра Комедии довольно старообразны, к тому же без мудрости старшего поколения. Может быть, в уходе Виктоши от Кузьмы не так уж много жертвенности? Тем более, автор намекает на двойственное отношение девушки к отцу. Он ей очень нравится. Влюбленность в молодого Балясникова сопряжена с жалостью («Рядом с ним ты невелика птица»). Надолго ли хватит этой жалости?
Ленинградский эксцентричный жених Виктоши Левушка, хотя и очень смешон (острая комедийная роль Геннадия Блинова), по крайней мере, очень энергичен. Маленький, подвижный, четко излагающий свои бредовые идеи. Молодой Семен Сытник (в Александринке) в этой роли был ослепительно красив, нагловат и глуп. Блинов трогателен. Ни о каком бьющем в нос интеллекте нет и речи. Просто у него в голове много непереваренных слов. А вдруг Виктоша к нему вернется, чтобы вправить мозги? На мой субъективный взгляд, Елена Кузьмина - лучшая Виктоша всех времен и народов, однако и ее героине свойственны слабости. Не должна она отставать от подруг. Пора выходить замуж. И все же ей присуща удивительная тонкость, не позволяющая углубить вражду между отцом и сыном. Кузьмина замечательно передает момент повзросления, когда девушка понимает: нельзя разрушить гармоничный внутренний мир хорошего человека. Арбузов был оптимист. В реальности, многие ли двадцатилетки на это способны?
И в Александринке, и в фильме было трудно поверить в способность Балясниковых двух поколений ужиться. Денис Зайцев тоже достаточно зануден и завистлив, но, благодаря задушевности Никитенко, этот вариант кажется не столь уж и фантастичным. Более того, в случае с Фрейндлихом и, особенно, с Владимировым трудно было предположить, будто они способны посвятить себя куклам, заботиться о подвижности хвоста обезьяны. Кукольник - особенная психология. Мне рассказывали, как знаменитый актер Большого театра кукол Владимир Кукушкин (критики называли его «Паганини») мог посреди серьезного мужского разговора вдруг сказать: «Пойду с зайцем поработаю» и уйти. Что-либо подобное в устах Владимирова (в гриме и бурке из фильма) прозвучало бы дико.
Никитенко точно передает парадоксальную смесь самоуверенности и сомнения Федора Кузьмича. Он умеет замечательно конфузиться. Никогда не забуду, как инспектор Портехаус (Никитенко) из «Слишком женатого таксиста» Рэя Куни любовно говорит про жену: «Я ее зову своей Квазимодой». В «Сказках» его беглый рассказ про неудачные браки напоминает не безнравственного Казанову, а стеснительного Синюю Бороду из володинских «Семи жен Синей бороды». Такой володинско-арбузовский герой умеет влюбляться до самозабвения, верить в святость своей половины. Не всем Джульеттам это по нутру. Кроме того, Синяя Борода говорил: «Мне всегда казалось, что другая меня не полюбит». Какая уж тут самоуверенность.
Кстати, о «Слишком женатом таксисте». Я не принадлежу к числу высокомерных критиков, высмеивающих этот фарс. В беспримесной комедии Никитенко хорошо сыгрался с Сергеем Кузнецовым. Они друг друга чувствуют и чувствуют природу комедийного жанра, точнее, поджанра. В арбузовской печальной комедии были бы неуместны жирные краски Куни. В «Сказках» Никитенко забавен своим простодушием, непосредственностью - Кузнецов, скорее, сентиментальный эксцентрик. Комизм как бы тлеет в нем потихоньку, чтобы неожиданно вспыхнуть в изображении модного дефиле или экзотичного японца.
Да, «Сказки Старого Арбата» именно сказка, где живут добрые люди и поступают благородно. Даже брошенный женой, приблудившийся Толстячок с гитарой (Алексей Макрецкий), благороден донельзя. Он в душе артист, хотя у него чудовищное английское произношение - это когда Толстячок поет песню Битлз.
Единственно, что не совсем убедительно в пьесе и спектакле, это история с куклами Прекрасной Елены. Я очень люблю Оффенбаха, только его версия античного мифа отнюдь не сентиментальна. И если в знаменитом любовном дуэте второго акта Елены и Париса проявился лирико-мелодический гений еврейско-немецкого француза, то все остальное - пародия и саркастичный фарс. Можно поверить: в куклу Елены Балясников-старший вложил свою позднюю влюбленность в Виктошу и в Париса - тщательно скрываемую любовь к сыну. Но как они с Кузьмой будут делать гротескного рогоносца Менелая, придурошных Аяксов, лживого Калхаса? Для этого нужно обладать изрядным злоехидством. Балясниковы для этого слишком простодушны. Тут Арбузов что-то не состыковал.
К счастью, зрители в большинстве своем слабо помнят Оффенбаха, поэтому радуются общему примирению и к концу представления влюбляются чуть ли не во всех персонажей и актеров. Вроде наш жестокий век должен отбросить в прошлое «Сказки Старого Арбата», однако спектакль не кажется архаичным. Пусть под видом 1970-х годов перед нами те же мы, только очищенные от беготни за евро, ипотеками, дефицитными продуктами, выгодными должностями. Балясников-старший в волшебную ночь читает стихотворение Тютчева, а, по сути, весь спектакль - большое стихотворение, грустное и философское.
Конечно, жизнь уходит, но время от времени и у нас возникают сказочные моменты. Надо только их угадать, не пропустить, чтобы были благоуханные воспоминания. В «Сказках» игра постоянно смешивается с грустью. Этот принцип прекрасно передает Никитенко и большинство участников ансамбля Театра Комедии.
В каждой третьей реплике «Сказок Старого Арбата» звучит слово «милый». И про спектакль тоже хочется сказать: он милый. Особенно мило, что текст Арбузова ничуть не искажен.
Балясников в лирической сцене с Виктошей вспоминает чудесное стихотворение: «Когда дряхлеющие силы нам начинают изменять...». Ну, это уж совсем не про нашего юбиляра. Он немножко отдохнет и пойдет поздравлять друзей с их юбилеями.
По своей основной профессии Никитенко переиграл множество комических персонажей в пьесах и прозе Чехова, Салтыкова-Щедрина, Сухово-Кобылина, Достоевского, Маяковского, Булгакова, Шварца, Шекспира, Гольдони, Доде. Это были хитрецы вроде Оптимистенко («Баня») или Аллилуйи(«Зойкина квартира»), но среди ста тридцати на моей памяти только один был неприятным: приспособленец Друг в постановке Петра Фоменко «Тёркин-Тёркин». Не считая третьей головы шварцевского Дракона - роль, которой дебютировал Никитенко.
Подобная упорная положительность что-то значит. И в жизни не помню, чтобы Никитенко о ком-то отозвался с недоброжелательностью. Само собой, он профессионал высокой пробы. Со свойственной ему жадностью к работе он выходит на сцену двух театров. 10 лет назад «раздвоился» между Театром Комедии и Театром музыкальной комедии. Играть опереточных чудаков, может быть, еще более сложно, чем в драме. Своей органикой, умением импровизировать Никитенко и «аборигенов» с Итальянской подтягивает под свой высокий уровень.
Конечно, приятно заставлять зал хохотать пятнадцать минут в образе тюремщика Фроша («Летучая мышь»). Это коронный номер. Но хочется чего-то значительного и не фарсового. В свой юбилей актер, наконец, получил воистину бенефисную роль Федора Балясникова в комедии Алексея Арбузова «Сказки Старого Арбата». Арбузов изобразил в ней себя. Мастер кукол Балясников подводит итоги жизни в свой шестидесятилетний юбилей. Балясников размышляет: «Каким я стану лет через пятнадцать?» Вот таким, как Никитенко!
Герой Арбузова в начале пьесы несколько растерян от непривычного отдыха - Никитенко в праздничную декаду (с 31 марта по 10 апреля) почти не уходил со сцены.
Юбиляр не пытался в Балясникове подражать своим предшественникам: аристократичному Бруно Фрейндлиху, опасному пирату Игорю Владимирову. Он другой. И пьеса у Валерия Саркисова прочиталась иниче, чем у Александра Музиля в Александринке (1973), в фильме Саввы Кулиша (1982). Новая постановка, в известном смысле, молодежнее. Семидесятые (время действия «Сказок») - эпоха повального увлечения Битлз. И два пожилых мужчины (Балясников и Блохин-Сергей Кузнецов) - истинные битломаны. Вместе с юной Виктошей они отплясывают рок, напоминая «Взрослую дочь молодого человека» Виктора Славкина. Федор Кузьмич не только водит ленинградскую «фею» по Москве, по тем местам, где он был счастлив, но и по крышам Старого Арбата (это уже от Саркисова).
В пьесе герои поют романсы. Это ближе арбузовской стилистике. Вряд ли человек, который был «актером у Мейерхольда», то есть сформировался в 1920-е - 30-е гг., влюбится в Битлз. Арбузов предпочитал «старомодные комедии». Впрочем, не в Битлз дело. Фрейндлих с Владимировым были мужчинами суровыми. Никитенко-Балясников намного мягче и мечтательнее. По спектаклю, он «вымечтал» Виктошу. Прежде чем появится натуральная Виктоша (Елизавета Кузьмина), за окном проскользнет волшебная фигурка в длинном алом платье с капюшоном. В финале она столь же таинственно исчезнет. И не совсем ясно, существовала ли Виктоша на самом деле или пригрезилась двум одиноким обитателям холостяцкой квартиры. Факт тот, что благодаря «фее» они (прежде всего, Балясников-старший) совершили рывок в творчестве. Кукольник-персонаж сделал удивительно прекрасные куклы оффенбаховских Прекрасной Елены и Париса - актер Никитенко рывок в лирику, к ней режиссеры редко актера подпускали. Разве что в молодости. Возможно, когда Никитенко возвращался с прогулки с Виктошей-Кузьминой, вспоминал, как пел на «Голубом огоньке» веселую песенку «На одной земле с тобой хорошо» в 60-е годы. Молодого Никитенко и сейчас можно посмотреть в Интернете.
Сцена с Виктошей на крыше очень хороша. Нежность, с которой Балясников-Никитенко смотрит на очаровательную девушку, очень искренняя, хотя и окрашена печалью. Разумеется, Балясников - чудак, как и большинство персонажей позднего Арбузова, но он и мудрец, понимающий: вернуться в молодость нельзя.
И этим пониманием превосходит своего сына Кузю. Почему-то и Виктор Семеновский в Александринке, и Денис Зайцев в нынешнем спектакле Театра Комедии довольно старообразны, к тому же без мудрости старшего поколения. Может быть, в уходе Виктоши от Кузьмы не так уж много жертвенности? Тем более, автор намекает на двойственное отношение девушки к отцу. Он ей очень нравится. Влюбленность в молодого Балясникова сопряжена с жалостью («Рядом с ним ты невелика птица»). Надолго ли хватит этой жалости?
Ленинградский эксцентричный жених Виктоши Левушка, хотя и очень смешон (острая комедийная роль Геннадия Блинова), по крайней мере, очень энергичен. Маленький, подвижный, четко излагающий свои бредовые идеи. Молодой Семен Сытник (в Александринке) в этой роли был ослепительно красив, нагловат и глуп. Блинов трогателен. Ни о каком бьющем в нос интеллекте нет и речи. Просто у него в голове много непереваренных слов. А вдруг Виктоша к нему вернется, чтобы вправить мозги? На мой субъективный взгляд, Елена Кузьмина - лучшая Виктоша всех времен и народов, однако и ее героине свойственны слабости. Не должна она отставать от подруг. Пора выходить замуж. И все же ей присуща удивительная тонкость, не позволяющая углубить вражду между отцом и сыном. Кузьмина замечательно передает момент повзросления, когда девушка понимает: нельзя разрушить гармоничный внутренний мир хорошего человека. Арбузов был оптимист. В реальности, многие ли двадцатилетки на это способны?
И в Александринке, и в фильме было трудно поверить в способность Балясниковых двух поколений ужиться. Денис Зайцев тоже достаточно зануден и завистлив, но, благодаря задушевности Никитенко, этот вариант кажется не столь уж и фантастичным. Более того, в случае с Фрейндлихом и, особенно, с Владимировым трудно было предположить, будто они способны посвятить себя куклам, заботиться о подвижности хвоста обезьяны. Кукольник - особенная психология. Мне рассказывали, как знаменитый актер Большого театра кукол Владимир Кукушкин (критики называли его «Паганини») мог посреди серьезного мужского разговора вдруг сказать: «Пойду с зайцем поработаю» и уйти. Что-либо подобное в устах Владимирова (в гриме и бурке из фильма) прозвучало бы дико.
Никитенко точно передает парадоксальную смесь самоуверенности и сомнения Федора Кузьмича. Он умеет замечательно конфузиться. Никогда не забуду, как инспектор Портехаус (Никитенко) из «Слишком женатого таксиста» Рэя Куни любовно говорит про жену: «Я ее зову своей Квазимодой». В «Сказках» его беглый рассказ про неудачные браки напоминает не безнравственного Казанову, а стеснительного Синюю Бороду из володинских «Семи жен Синей бороды». Такой володинско-арбузовский герой умеет влюбляться до самозабвения, верить в святость своей половины. Не всем Джульеттам это по нутру. Кроме того, Синяя Борода говорил: «Мне всегда казалось, что другая меня не полюбит». Какая уж тут самоуверенность.
Кстати, о «Слишком женатом таксисте». Я не принадлежу к числу высокомерных критиков, высмеивающих этот фарс. В беспримесной комедии Никитенко хорошо сыгрался с Сергеем Кузнецовым. Они друг друга чувствуют и чувствуют природу комедийного жанра, точнее, поджанра. В арбузовской печальной комедии были бы неуместны жирные краски Куни. В «Сказках» Никитенко забавен своим простодушием, непосредственностью - Кузнецов, скорее, сентиментальный эксцентрик. Комизм как бы тлеет в нем потихоньку, чтобы неожиданно вспыхнуть в изображении модного дефиле или экзотичного японца.
Да, «Сказки Старого Арбата» именно сказка, где живут добрые люди и поступают благородно. Даже брошенный женой, приблудившийся Толстячок с гитарой (Алексей Макрецкий), благороден донельзя. Он в душе артист, хотя у него чудовищное английское произношение - это когда Толстячок поет песню Битлз.
Единственно, что не совсем убедительно в пьесе и спектакле, это история с куклами Прекрасной Елены. Я очень люблю Оффенбаха, только его версия античного мифа отнюдь не сентиментальна. И если в знаменитом любовном дуэте второго акта Елены и Париса проявился лирико-мелодический гений еврейско-немецкого француза, то все остальное - пародия и саркастичный фарс. Можно поверить: в куклу Елены Балясников-старший вложил свою позднюю влюбленность в Виктошу и в Париса - тщательно скрываемую любовь к сыну. Но как они с Кузьмой будут делать гротескного рогоносца Менелая, придурошных Аяксов, лживого Калхаса? Для этого нужно обладать изрядным злоехидством. Балясниковы для этого слишком простодушны. Тут Арбузов что-то не состыковал.
К счастью, зрители в большинстве своем слабо помнят Оффенбаха, поэтому радуются общему примирению и к концу представления влюбляются чуть ли не во всех персонажей и актеров. Вроде наш жестокий век должен отбросить в прошлое «Сказки Старого Арбата», однако спектакль не кажется архаичным. Пусть под видом 1970-х годов перед нами те же мы, только очищенные от беготни за евро, ипотеками, дефицитными продуктами, выгодными должностями. Балясников-старший в волшебную ночь читает стихотворение Тютчева, а, по сути, весь спектакль - большое стихотворение, грустное и философское.
Конечно, жизнь уходит, но время от времени и у нас возникают сказочные моменты. Надо только их угадать, не пропустить, чтобы были благоуханные воспоминания. В «Сказках» игра постоянно смешивается с грустью. Этот принцип прекрасно передает Никитенко и большинство участников ансамбля Театра Комедии.
В каждой третьей реплике «Сказок Старого Арбата» звучит слово «милый». И про спектакль тоже хочется сказать: он милый. Особенно мило, что текст Арбузова ничуть не искажен.
Балясников в лирической сцене с Виктошей вспоминает чудесное стихотворение: «Когда дряхлеющие силы нам начинают изменять...». Ну, это уж совсем не про нашего юбиляра. Он немножко отдохнет и пойдет поздравлять друзей с их юбилеями.
Вернуться к списку новостей
